Должны были грянуть, наконец. Предчувствие было так сильно, что Кириллу казалось: воздух сгустился от духоты до удушья.

И грянуло.

Даша вдруг нервно обернулась раз, другой — и сказала:

— На нас смотрят.

Её хорошенькое личико перекосилось от гадливости, а Кирилл устыдился собственных неожиданных и приятных ощущений по этому случаю.

Он тоже обернулся — и увидел в сумерках, шагах в десяти, высокую тощую фигуру. Разглядеть подробности не вышло, но очевидно же было, что этот, следящий издали, не взрослый мужик, а парень плюс-минус их с Дашей возраста. Смотрит? Как интересно, с чего бы это он?

Как здорово, если это Дашин тайный воздыхатель, подумал Кирилл, а вслух сказал:

— Фигня какая-то.

Но в глазах Даши отчётливо отразились омерзение и ужас.

— Это маньяк, — сказала она вдруг севшим голосом. — Насильник. Или убийца, — и передёрнулась.

Её тон не допускал возражений. Кирилл снова обернулся.

Красноватый отсвет из окна или от фонаря обрисовал фигуру "маньяка", подошедшего поближе. И Кирилл понял, что всё не так просто.

Парень, следивший за ними, был чудовищно худ: куртка из чего-то, вроде истрёпанного и грязного брезента, и штаны, доношенные до последней степени, до бахромы внизу и сеточки на коленях, болтались на нём, как на вешалке — вдобавок Кириллу показалось, что левый рукав куртки парня пуст. Обут незнакомец был в ботинки на босу ногу, разбитые до такой степени, что на одном из них отходила подмётка, открывая голые пальцы парня, если он делал шаг. Но не в одежде дело, хотя рядом с владельцем такого костюма любой бомж показался бы щеголеватым. Волосы незнакомца, тёмные, длинные и грязные, закрывали лоб — а его лицо Кирилла просто потрясло.

Бледную, острую, асимметричную физиономию покрывали шрамы такого свойства, будто парень попал в автомобильную катастрофу, причём — недавно. Длинный нос ломали, по крайней мере, в двух местах. Рваный шрам, относительно заживший, тянулся от виска к углу губ. Второй, более свежий, рассекал бровь. А взгляд незнакомца, напряжённый, злой и цепкий, показался Кириллу совершенно безумным. И смотрел он не на Дашу, а на него, Кирилла.

И всё это в целом было так прекрасно, что Кирилл вдруг проникся к незнакомцу невероятной иррациональной симпатией. Дружище, подумал он умилённо, ты, похоже, меня не любишь. Хочешь мне морду набить, а? Или, может, даже пырнуть меня ножом? Да попробуй, милости прошу! Наконец-то на кого-то не действует этот дурной гипноз!

Даша вцепилась в руку Кирилла цепко и сильно, как каракатица в добычу.

— Я не могу тут больше торчать, — зашипела в самое ухо. — Меня сейчас вырвет от этого бомжа, он маньяк! Пойдём!

Кирилл с трудом поборол порыв кинуться к бомжу с улыбкой и какой-нибудь вежливой глупостью: "Здравствуйте, мы знакомы?" — вздохнул и побрёл к Дашиной парадной. Он не сомневался, что незнакомец отстанет, и заранее страшно огорчился — но почувствовал спиной неотступный взгляд парня, тяжёлый и жаркий.

Мне сейчас должно быть, подумал Кирилл, противно и страшно. Но это — экстремальная ситуация, это, чёрт подери, экстремальная ситуация, связанная не с горными лыжами, а с живым человеком! Я одурел, но это божественно! Этот псих зол на меня, как будто я нормальный.

В двери подъезда Даша замешкалась.

— Зайдёшь ко мне? — спросила она с надеждой, быстро взглянув Кириллу за плечо. Там торчал бомж, генерируя тепловое и радиационное излучение чрезвычайного недоброжелательства.

— Нет, прости, — сказал Кирилл, чувствуя себя так, будто собирался удрать от Даши на свидание с очень колоритной девицей, способной на многое. — Я маме обещал прийти пораньше, — соврал он блеющим тоном, в глубине души надеясь на вспышку раздражения и брошенное: "Ну и маменькин сынок!"

— А… жаль, — огорчённо протянула Даша.