Изменить размер шрифта - +
Изменился он потрясающе: весь адский гламур слетел с него, как пыльца, рекламный лоск исчез — а заодно и ощущение ужасающей пустоты под ним. Алвин выглядел усталым и больным, глаза ввалились, под ними обрисовались синяки, в вороных кудрях появилась совершенно седая прядь — но лицо приобрело сложное выражение, человеческое, а не кукольное.

— Всё помню так ясно, — сказал он хрипло и тоже закашлялся, прижимая ладони к груди. — Ясно-ясно. Мерзко-мерзко. Тошнит… от себя.

Джинера взглянула с настоящим восхищением. Эральд подал руку — и Алвин притянул его к себе, будто, как и Сэдрик, хотел облегчить королевским даром боль в только что обретённой душе. Может, дар и подействовал, но как-то не так: Алвин неожиданно разрыдался, громко, не сдерживаясь и не смущаясь.

— Ничего хорошего не было… — еле выговаривал он, давясь слезами, — ничего, никого, никогда, только дрянь, подлые рожи, всегда больно… вокруг — гады, гады, папенька с маменькой сделали из меня щит, талисман, декорацию, ненавидели, брезговали, боялись — тварь бездушная, демон — но от идеи не отказались, нет! Я им был нужен, тварь бездушная! Власть ведь — через меня, через демона… И все так — ненавидели, боялись, брезговали — но нужен я им был, нужен — власть, деньги, статус, будь оно всё проклято…

— Понял, что ли? — тихо спросил Сэдрик.

Алвин взглянул на него мокрыми глазами:

— Да всегда я знал, только сказать не мог — слов нет, да и некому… Мою душу отдали — и своими кормили ад, заодно — суки, дешёвое скотство… А я — тварь — слышал, как они называют меня, чего там — всё время тянет бить, убить, вижу страх, злость, похоть — и тянет убить, но я — общий фетиш, артефакт, власть — и их тоже тянет ко мне… Бей своих, чтоб боялись чужие, безжалостность — доблесть, всем красиво — сами боятся и других пугают мной… Двор, власть, мерзость, трясина — есть души, нет — одно зло, одно…

Джинера погладила его по плечу, протянула платок. Алвин взял, шмыгнул носом и усмехнулся сквозь слёзы:

— Что, рыжая, не понравился я тебе?

— Ты сразу захотел меня убить? — спросила Джинера с простым любопытством, без тени враждебности.

— Ага, — Алвин неудачно изобразил улыбку. — Ты перепугалась, но стала царапаться. Взбесила.

— А если бы я была покорной и кроткой?

— Это ещё хуже, — признался Алвин. — Это просто слякоть. Враги — хоть люди…

— И сейчас хочешь убить?

— Нет. Никого из вас. И не захочу — у меня больше никого нет. И вообще — не уверен, что захочу хоть кого-нибудь. От грязи, боли, скотства — тошно, правда…

— Захочешь, — сказал Сэдрик. — Вот увидишь кого-нибудь из своего окружения — и снова захочешь, будь спокоен.

— Сейчас — даже думать об этом сил нет…

— Ребята, — сказал Эральд, — сейчас об этом рано. Лучше скажите, зачем демонам души? Вы ведь, наверно, хорошо знаете?

— Да уж, ясно, — кивнул Сэдрик. — Яснее некуда. Если каждый человек — замок, которым от них закрыт мир людей, то душу купить — всё равно, что ключ. Ты и сам понял, подозреваю, просто не хочешь, чтобы я издевался над твоим братцем…

— А почему во время обряда ты спросил, хорошо ли мне? Странно прозвучало…

Сэдрик замолчал, разглядывая пол. После долгой паузы с трудом произнёс:

— Да… так. Ад шепнул… — и заглянул Эральду в глаза.

Быстрый переход