— Вали-вали, — бросил Марбелл и прикрикнул на лакеев. — Что встали? Несите к лестнице, да осторожно!

Холан опозорился вдрызг, но Дамьен оказался более сообразительным. Он выскочил на задний двор без плаща, в туфлях, с самым отчаянным лицом:

— Бог мой, Марбелл, дорогой друг, вы хотите оставить дворец в такую минуту?!

— Слишком много шума, мессир, — кротко ответил Марбелл. — Дорогой Дамьен, идите в помещение, простудитесь — что-то похолодало…

С чего бы, действительно, так внезапно ударил мороз? Ну, надо быть простецом, чтобы не сделать выводов: портал в преисподнюю схлопнулся с чудовищным грохотом, а багровые зарницы над Малым Замком были отлично видны с дворцовых башен. Марбелл всё отлично понял; очевидно, он понял единственный во дворце, а может, и в столице — но до прочих ему не было дела.

Как бы ни обернулось — больше не будет ничего хорошего.

— Как же вы можете бросить меня, когда я так на вас рассчитывал? — горестно спросил Дамьен. — Мало того, что вы бросили нас, когда всем так нужна была ваша помощь — дали государю уехать с этими… А ведь мы, простые смертные, в сущности, ничего не могли поделать с проклятым, с изменником — без вас…

— Но, Дамьен, — промурлыкал Марбелл, чувствуя одновременно наслаждение и злость, — ведь вы должны бы были обратиться к священникам… ах, у них бдение по Иерарху, конечно-конечно! Вот незадача…

— Нет, только вы…

— Меня грозились сжечь в корзине с кошками, а я не выношу кошачий запах.

— Объясните же, дорогой Марбелл, что происходит! Двор в ужасе…

— Сожалею. Я уже ничем не могу помочь. Я слишком поздно понял, что мне не по чину внимание таких важных особ, как вы, прекрасный мессир. Я — просто плебей, несчастный алхимик и лекарь; в любом случае, как ни повернётся жизнь, все камни полетят в мою голову.

Дамьен понял, что нужно менять тактику.

— Вы покидаете страну? — спросил он деловито.

— Возвращаюсь в Междугорье, — солгал Марбелл. — Для научной работы нужно уединение.

— Вам, вероятно, понадобятся средства на дорогу? За консультацию вы могли бы получить небольшое вознаграждение… как алхимик.

Марбелл остановился, обернулся, поднял бровь:

— Небольшое, вот как…

— Двадцать тысяч, — выдал канцлер чудовищную цифру.

Марбелл улыбнулся:

— Пятьдесят.

— Немыслимо.

— Милый Дамьен, речь пойдёт о шкуре. Моей и вашей. Не спорьте, не надо. Если мои услуги вам не по карману, я, пожалуй, пойду…

Канцлер судорожно вдохнул.

— Хорошо.

Марбелл проследил, как ящик грузят в дормез.

— Наличными.

— Зайдём ко мне, — кивнул Дамьен с новым вздохом.

Марбелл пошёл за канцлером в его рабочий кабинет, прислушиваясь к Дару. Дар жёг изнутри, вызывал зуд в затылке, отвратительные ощущения в позвоночнике — смотрят в спину, смотрят! — но тянущей боли смертельной угрозы Марбелл пока не чувствовал.

Следят, но боятся.

Удивительно, думал Марбелл, как душно во дворце. Под открытым небом вместе с морозом вдыхается нестерпимо прекрасное, прямо-таки переполняющее ощущение чистоты, вымыли детки Святую Землю, добела выскоблили, любовью благого, кровью проклятого, золой Алвиновой жизни, до блеска — а здесь, в королевской резиденции, всё по-старому, будто и не произошло ничего.

Ад впитался в стены? Кто бы мог подумать, что так бывает…

В кабинете Дамьен ткнул пальцем в кресло у камина:

— Присядьте тут, Марбелл.