Ну, да, конечно, не годится показывать захожим некромантам, где деньги лежат. Марбелл сел и подождал, пока Дамьен вскроет какие-то свои тайники за его спиной. Дар лежал на дне души, как огонь под пеплом — канцлер не собирался причинять некроманту вред, видимо, и впрямь решил заплатить за услуги. Ну что ж, Марбелл — полезный…

— Взгляните, — буркнул канцлер холодно и сухо.

Марбелл повернулся.

Не золото. Кожаный мешочек с чудесными бриллиантами, сияют на ладони Дамьена, как роса на траве, умилительное и прекрасное зрелище.

— Двадцать пять штук, — голос канцлера дрогнул. — По две каждый.

Может быть, и ложь, может, и дешевле. Марбелл никогда не был знатоком ювелирных тонкостей и цен на камешки. Но настоящие и красивы на диво, а бриллианты чистой воды — вещь в хозяйстве незаменимая. Даже если они стоят изрядно меньше полусотни тысяч, пригодятся для сложных обрядов.

— Ладно, — весело сказал Марбелл. — Я возьму, вы меня убедили.

— Пойдёмте, — тут же сменил тон Дамьен. На приказной.

Ага, подумал Марбелл, мне заплачено, значит, мной можно помыкать… Ну хорошо, пока — пускай, решил он и снова пошёл за канцлером — в Зал Совета.

Во дворце было поразительно многолюдно. В приёмной толкались какие-то мутные ребятки, одетые слишком хорошо для их плебейских рож, чьи-то женщины, офицеры… шелупонь в ужасе, подумал Марбелл, те, кто пил ад, как сивуху, чувствуют себя плохо, им маетно, тяжко — и где же тот, кто мог бы всё это облегчить… Государь-то в отъезде, а когда приедет — если приедет — эти бедолаги будут сильно разочарованы.

В Рубиновой гостиной необычно пахло пудрой, крепкими духами и женским потом: там оказались жена Дамьена и жена прокурора в обществе целой толпы своих фрейлин, в слезах и нюхательной соли, в туалетах чересчур простеньких для таких важных особ — они обхаживали и герцогиню Тиссу, супругу Наджела, очень пышную и блистательную на их фоне, в королевских гербах с ног до головы. Марбелл мысленно закрыл глаза рукой: похоже, и демон, и благой уже считаются мёртвыми — и Наджел, заштатная, замызганная и задрипанная хиленькая ветвь дома Сердца Мира, вдруг оказался исключительно важной персоной.

Королевский дом, благая кровь, три раза "ха-ха-ха". Небось, судорожно разыскивают подходящего младенца среди всей своей родни, подумал Марбелл, не зная, хохотать или ужасаться жадности, дурости и подлости вельмож. Им только показалось — но они уже готовы.

Король ведь умер, а? Ну, вдруг? У них тут, очевидно, сердца поют оттого, что отменили свадьбу, оттого, что Иерарх так славно отдал душу тому, кто её взял: никакой супруги, никаких детей, даже потенциальных, условных — ах, какая красота…

Марбелл с грохотом распахнул дверь в Зал Совета — и присутствующие аж подпрыгнули в креслах.

— Ох, Господи! — сорвалось у генерального прокурора. — Это вы, Марбелл? Какая радость…

— Можно начинать, — позволил канцлер из-за спины некроманта.

Марбелл оглядел Зал, стол — и смешанное чувство злорадства, презрения и чего-то вроде стыда за всю аристократию чохом усилилось многократно. Канцлер уселся на своё привычное место, прокурор сдвинулся на несколько кресел дальше, маршала было не видно и не слышно, герцог Наджел расположился в кресле Марбелла, рядом с пустующим местом короля. Шеф шпионов не пришёл вовсе — оплакивает промах или чинит козни, мелькнуло у Марбелла в голове — не было и ещё кое-кого из принятых при дворе, зато вокруг Наджела вдруг оказалась целая толпа его родни, какие-то захолустные барончики с капелькой благой крови, уже давным-давно сошедшей на нет. Главными из этой банды кандидатов на капельку власти смотрелись двое сыновей Наджела — молодые люди слащавого и жестокого вида, с такой же бабьей неопределённостью черт, как и у их папаши.