Кирилл рассмеялся. Сэдрик ещё мгновение пытался сохранять мрачный вид — но тоже усмехнулся, не слишком весело.

— Меня всё это сильно беспокоит, благой государь. Как бы божьи люди не настучали на нас городской страже…

— Напрасно беспокоишься. Надо решать задачи по мере их поступления: нам сперва нужно добраться до столицы.

Пятно бледно-лилового света фонарика ползло по дороге чуть впереди, с ним, вроде бы, было немного уютнее, но становилось всё холоднее. Дул ветер порывами, швырял снежную пыль в лицо, очень хотелось куда-нибудь под крышу. К тому же Кириллу мерещилось неживое движение в придорожных зарослях — может, ветер ветви качал, а может, твари, кто знает.

Луна выскользнула из бурых облачных клочьев, сразу посветлело. Кирилл выключил фонарик, огляделся — и увидел на фоне прояснившегося неба крылатый силуэт, скользящий стремительно и бесшумно. Ночная птица летела.

— Смотри, — толкнул он задумавшегося Сэдрика, — кажется, это сова!

Сэдрик поднял глаза — и просиял.

— Точно! Сова! — сказал с неожиданной радостью. — Ну, не всё погано этой ночью.

— Ты любишь сов?

Сэдрик не ответил. Он остановился посреди дороги, глядя вверх — и Кирилл с удивлением увидел, что сова, распластав широкие крылья, планирует вниз, прямо к ним. Её серебристое оперение прямо-таки сияло в скудном лунном свете.

Сэдрик протянул руки — и сова уселась на увечную, цепляясь за рукав мощными когтями, похожими на крючки из чёрной глянцевитой пластмассы.

Сэдрик погладил её здоровой ладонью.

— Ничего себе, — Кирилл тоже протянул руку, и сова, склонив набок умную глазастую голову, дала почесать себе шею в пышном воротнике пуха. — Я-то думал, что твари лесные и полевые именно ко мне сами идут, а, оказывается, к тебе тоже!

— Это не лесная или полевая тварь, — сказал Сэдрик с непривычной нежностью в голосе. — Это кладбищенская тварь, неумершая. Потому ей и нравятся мои руки. Да, малявка?

— Как — неумершая? — только успел спросить Кирилл.

Сова вдруг потекла из рук Сэдрика струёй мерцающего тумана. Это мерцающее марево, напомнившее Кириллу о призраках в лесу, колеблясь и переливаясь, постепенно облеклось в невесомую плоть, в грёзовую девичью фигурку.

Она стояла посреди лесной дороги, ночью, зимой, в белом чепчике и светленьком платьице с высокой талией, кутаясь в шаль, плетённую из лунных лучей и прядей тумана. Личико девушки или девочки, лет четырнадцати по виду, алебастрово-белое, с громадными, тёмными, вишнёвыми глазами и ярким ртом, в окружении серебристо-белых кружев и тёмно-серебряных тяжёлых кудрей, выражало и радость, и тревогу, и ещё немало сложных и сильных чувств.

Хорош этот туманный ангел был невероятно.

— Что, нетопырям сейчас холодно? — спросил Сэдрик со снисходительной ухмылкой.

— Да, совам теплее, и Вечные одеваются в перья, — кивнула девушка и низко присела в церемониальном поклоне. — Как хорошо, что я вас нашла, тёмный мэтр. Вас не было так долго, словно вы навсегда исчезли из мира… это больно. Мы чувствовали себя покинутыми.

— Искал короля, — хмуро сообщил Сэдрик. — Потом был в монастыре. А у них там охранные знаки от Приходящих в Ночи. Ты зря переполошилась, что мне сделается…

Кирилл уже решил, что лунная дева не обратит на него внимания, как монахи — на Сэдрика, но тут она повернулась к нему и чинила политес, как и перед некромантом:

— С возвращением вас, благой государь, счастлива вас видеть. Это вы посещали монастырь, не так ли?

— Да, — смутившись, ответил Кирилл.