Изменить размер шрифта - +
Нас знобило до семи часов вечера. После этого начинался сильный жар. Нас мучила жажда, и мы все пили воду и никак не могли утолить жажду. Около двух часов ночи температура спадала, и мы лежали обессиленные, в полудремотном состоянии до восхода солнца. Утром мне бывало немного легче, я собирался с силами, вставал и приготовлял для всех завтрак. Сестры Тома болели сильнее меня и совсем не вставали с постели.

У нас не было никакого лекарства, а в город мы поехать не могли, так как Том уехал на лошадях.

Как-то утром я добрел до дома моего товарища Билля Эллиса. Он жил со своей матерью на расстоянии полумили от нас. Когда я постучался в дверь их хижины, раздался слабый голос:

— Войдите.

Я застал Билля в кровати, он и его мать болели так же серьезно, как и мы. У них тоже почти не осталось продуктов. Я не мог помочь им, они не могли помочь нам.

Когда остатки нашей провизии подходили уже совсем к концу, я отправился в лес в надежде подстрелить дикого голубя. Вот голубь опустился на верхушку дерева. Я тихонько подкрался и выстрелил. Одновременно раздался и другой выстрел, и молодой человек, с которым я как-то встречался, появился с другой стороны и подобрал убитую птицу.

— Стой! — крикнул я. — это мой голубь.

— Почему он твой? — возразил юноша. — Ведь я подстрелил его.

После дружественных объяснений мы решили, что оба выстрелили одновременно.

— Но — сказал он, — я подбежал к нему первый, да и, кроме того, он мне нужен больше, чем тебе.

— Как это так?

— Очень просто, — ответил он, — всю нашу семью трясет лихорадка, все расхворались, а дома никакой еды, хоть шаром покати.

— А как насчет лекарства?

— Ничего, кроме пипсисева…Правда, это хуже, чем хина, но все-таки оно помогает лучше всех других средств.

Билли собрал для меня это растение в лесу и сказал, чтобы я изготовил крепкую настойку и пил ежедневно.

— Пейте каждый день и каждый час. Это средство я узнал от индейцев.

Итак, я отправился домой с пучком дикой травы, из которой я приготовил целебный напиток.

Через неделю у нас кончилась вся мука. Свиная грудинка тоже подходила к концу. Остались только картофель, чай да несколько яблок.

Так мы прожили еде одну неделю. А силы с каждым днем убывали.

Однажды утром, в часы, когда мне было лучше, я потихоньку побрел к озеру, чтобы подышать свежим воздухом. Добравшись до берега, я сел на бревно.

Вдруг я услышал какой-то странный шум и через минуту увидел огромную черную змею, извивающуюся среди валунов и бревен.

Вот она заметила меня и высоко подняла свою страшную голову.

Я вижу ее открытую пасть, передо мной мелькает ее тонкий язык, я слышу, как она бьет своим длинным-предлинным хвостом, словно гремучая змея.

Змея учуяла меня: голова поднялась выше, язык завертелся быстрее, потом она медленно опустилась вниз и уползла прочь, извиваясь среди камней, словно свинцовый поток.

Потом она еще раз подняла голову высоко над кустом и вертела, дразнила длинным языком. Потом снова опустилась вниз и заползла в дупло. Голова вперед, тонкое тело свертывается кольцом, все туже и туже забиваясь в дупло. Только хвост извивается на песке.

И вдруг меня толкнуло какой-то неудержимой силой. Я схватил по камню в одну и другую руку и прыгнул обеими ногами змее на хвост. Я топтал, топтал его, пока не раздавил совсем. Потом я придавил змею камнем, чтобы она никуда больше не уползла.

Целый день мне чудилась страшная змея. Всю ночь, забывшись в тяжелом сне, я боролся с ней.

 

 

* * *

 

Медленно тянулись дни, о ночи еще медленнее. Сил с каждым днем становилось все меньше. Я теперь почти не вставал с постели.

Быстрый переход