Закройщик инстинктивно вытянул шею. Хорошенькая. Рассмотреть трудно, — слишком далеко, но инстинкт подсказывал, — просто чудесна. Темноволосая, того возраста, что уже подошел к верхней границе возраста рыбок, но все равно…

Он опомнился уже на другой стороне дороги, продираясь сквозь колючий кустарник. Ветви цеплялись за грязный плащ. Да, нужно быть осторожным. Ежи не собирался рисковать, — еще разок взглянуть на темноволосого ангела, запомнить, и все. Места глухие, но все равно риск недопустим.

Он увидел их на излучине тропинки, — шли, безмятежно болтая. Ежи испытал приступ почти непереносимой ненависти, — этот сопляк, в куртке с чужого плеча, по какому праву он здесь? Наверняка норовит потискать бедную рыбку. В ней уже что-то есть, какой-то оттенок. Порочности? Опыта? Искушенности? Должно быть, рыбки в этом диком мире взрослеют ужасающе быстро. Но до чего же она хороша!

Тропинка петляла, неспешно спускаясь к обрывам. На повороте девочка на миг оглянулась. Ежи застонал, — куколка! Истинный ангел! Он на миг заставив себя замереть, выждать. Скрылись. Закройщик бросился вниз. У неё должен быть чудесный запах. Куда они идут? Какая-то рыбацкая хижина? Судно контрабандистов? Кто она? Проклятый мальчишка. Возможно, один хороший удар ножом… Нет, щенок может закричать…

За поворотом Ежи чуть не налетел на них. Шагов тридцать, — девочка-ангел что-то говорила выродку. Тот с сомнением качал головой. Девочка, возясь со шнурком башмачка, махнула рукой, явно отсылая спутника. Какая умница!

Мальчишка двинулся к спуску, неуверенно оглянулся и, наконец, скрылся. Ежи затаил дыхание: вот он, момент. Такого везения больше не будет. Нужно зажать рот. Она растеряется. Слабый трепет. Никаких звуков. Ох, курва, какие у нее глазки?

Он поправил плащ и небрежным шагом двинулся по тропинке. Куколка уже закончила с башмачком, выпрямилась. Взглянула без малейшего страха:

— Господин, наверное, заблудился?

Ежи кивнул. Он не мог вымолвить ни слова. Вблизи она была невыразимо прекрасна. Точеные, бледные черты лица, прелестные кудри. Даже необычные, почти желтые глаза и пришептывающий голосок казались очень естественными. Ангелы, они такие.

Он так и не произнес ни слова. Девочка протянула руку, поманила. В последний момент у Закройщика промелькнуло сомнение, — что-то не так, да? Она должна испугаться. Или нет? Доверчивая…

Прекраснее существа он не мог себе представить. О, пся крев, сорвать такой цветок…

Все вышло наоборот, но испугаться Ежи просто не мог. Ему оставили единственное чувство и отобрали жизнь мягко и неощутимо. Последние мгновения жизни Закройщика были поистине блаженны.

Очень скоро девочка выскользнула из кустов и подхватила стоящий на тропинке кувшин. Желтоглазая девочка была несколько смущена, — все вышло как-то странно. Мама говорила, что до конца можно уводить только врага. Этот самец, бесспорно, не являлся хорошим человеком. Но противно как-то. И мама, и отец правы, — пить до конца нужно, лишь когда нет иного выхода. Ладно, учиться всегда трудно.

Девочка бесшумно и легко бежала по тропинке, — она не хотела никого беспокоить своим отсутствием. Некоторые дела дочь ланон-ши вполне способна уладить и сама.

Под утро телом Закройщика занялись два шакала. Растаскивая кишки и вгрызаясь в мякоть, звери удивлялись своему везению, — и спереди мягок, и сзади. На легкий привкус речных червей можно не обращать внимания. Почаще бы такие хорошие люди попадались.

Катрин села на постели, с чувством потянулась:

— Пойду, поплаваю, пока не жарко и гвардия не набежала.

— Я сейчас приду, — пробормотала Флоранс, не открывая глаз.