За то, что не приняли во внимание недосказанного мной. Что вы желаете, шеф? Справку от моего доктора? Хотите освободить меня от всякого рода деятельности?
Стратеги переглянулись. Каждый из них явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Бросьте, Ред, — сказал Стерн. — Не стоит об этом толковать.
— Нет, стоит, Дэн. При принятии решения эта сторона дела обязательно должна учитываться. Нам всем она известна, но мы не хотим о ней упоминать. Так сколько мне еще отведено? Три месяца, от силы четыре? Ведь и своим появлением среди вас я целиком обязан данному обстоятельству.
— Вряд ли это послужило единственной причиной, — мягко заметил Даусон.
— Данный фактор никак нельзя было проигнорировать при подборе кандидатур. Ведь у вас были неограниченные возможности подыскать на это место оперативного работника с большей продолжительность жизни? — Огилви повернулся в сторону Миллера. — Наш доктор это наверняка знает. Не так ли, док?
— Я не являюсь вашим лечащим врачом, Ред, — спокойно ответил психиатр.
— А это вовсе не обязательно. Вам приходится читать медицинские заключения. Недель через пять появятся боли. Они будут усиливаться... Я, конечно, ничего не почувствую, потому что к тому времени буду лежать в больничной палате. Инъекции способны контролировать боль в наше время. Фальшиво-бодрые голоса вокруг станут утверждать, что дело идет на поправку. Затем наступит период, когда я перестану видеть и слышать, и моим друзьям уже не надо будет что-либо произносить. — Бывший оперативник откинулся на спинку стула и перевел взгляд на Стерна. — Таким образом, создалась ситуация, которую наш просвещенный юрист мог бы охарактеризовать как «совпадение благоприятных обстоятельств». Все говорит за то, что русские меня не тронут. А если бы даже Москва попыталась, я ничего не теряю, а Лубянка ничего не получит. Будь я проклят, если вы не понимаете это лучше меня. Я единственный способен вытащить Хейвелока из норы достаточно далеко, чтобы его можно было схватить.
Стерн, не отрывая взгляда от рыжеволосого человека, обреченного на близкую смерть, сказал:
— Вы весьма убедительны, Ред.
— Я не только убедителен, но и полностью прав. — Огилви неожиданно резко отодвинул стул и поднялся на ноги. — Настолько прав, что немедленно отправлюсь домой упаковать вещи и ловить такси до военно-воздушной базы Эндрюс. Поместите меня на военный самолет, нет никакой необходимости извещать всех о моем присутствии на коммерческом трансатлантическом лайнере. Индюкам из КГБ известны все мои паспорта, все прикрытия, которые мне когда-либо приходилось использовать. Сейчас у нас нет времени на то, чтобы изобретать нечто новенькое. Организуйте мне полет через Брюссель на нашу базу в Паломбара. Затем шлите телеграмму Бейлору, чтобы он меня ждал... называйте меня Апачи.
— Апачи? — переспросил Даусон.
— Отличные следопыты.
— Допустим, вы встречаетесь с Хейвелоком, — произнес медик. — Что вы ему скажете?
— Немного. Он мой, как только окажется на расстоянии вытянутой руки.
— Хейвелок многоопытный человек, Ред, — сказал Стерн, внимательно изучая выражение лица Огилви. — Может быть, у него с головой и не все в порядке, но парень он крутой.
— Прихвачу с собой кое-какое оборудование, — ответил обреченный на смерть, направляясь к выходу. — Я тоже личность многоопытная, что отчасти и объясняет мою трусость. И даже близко не подойду к месту, из которого нельзя выбраться. — Огилви, не произнеся больше ни слова, открыл дверь и вышел. Это был быстрый, легкий уход. Стук закрываемой двери прозвучал как заключительный аккорд. |