Хейвелок засунул «ламу» во внутренний карман пиджака. Но огромный трофейный автоматический «магнум» давил на ногу, и это раздражало. Придется сохранить обе пушки. Маленькую «ламу» легко спрятать, в то время как «магнум», снабженный глушителем, может оказаться весьма полезным в целом ряде ситуаций. Неожиданно на него накатил холодный вал депрессии. Всего двадцать четыре часа назад он думал о том, что ему больше никогда до конца дней не придется держать в руках оружие. Ведь в глубине души он испытывал к нему отвращение, боялся его и ненавидел. Именно поэтому он и научился в совершенстве владеть им. Хейвелок пользовался оружием для того, чтобы выжить, и для того, чтобы заставить замолчать грохот других стволов — стволов из далекого детства. Его ранние, наполненные ужасом дни в некотором роде оказались прообразом всей последующей жизни, той жизни, которой, как он верил до недавнего времени, положен конец. Искоренить зло, позволить существовать всему живому... уничтожить всех палачей Лидице, которые когда-либо были на земле, в любой их форме. Он отошел от той жизни, но палачи тянутся за ним следом, натянув не себя другую личину. Хейвелок застегнул пуговицы на пиджаке и направился ко входу в убежище Домициана, на встречу с человеком, который горел желанием его убить.

Пока он двигался в сторону дряхлой арки входа, его глаза инстинктивно обшаривали грунт, а ноги по привычке выбирали место, свободное от сухих веток, чтобы треск не выдал его присутствия. Майкл прошел вдоль выщербленной временем стены арки и бесшумно шагнул под ее свод. Он тихонько раздвинул свисавшие ветви и заглянул вовнутрь убежища Домициана. Огилви находился в дальнем конце каменной тропы. Он стоял у пьедестала императорского бюста и, дымя сигаретой, внимательно изучал склон холма справа от убежища — те самые заросли кустов, в которых всего девятнадцать минут тому назад скрывался Майкл. Апачи делал свои выводы, и в точности его анализа можно было не сомневаться.

Было прохладно, и Хейвелок обратил внимание, что мятый, дурно сидящий пиджак Огилви застегнут на все пуговицы. Но он также видел, что это не помешает агенту в случае необходимости быстро извлечь пистолет. Майкл внимательно посмотрел на лицо стратега. Никогда еще он не видел его таким бледным. Оно изменилось до неузнаваемости. Морщины стали глубже, длиннее и удивительно напоминали трещины на крошащемся мраморе древних руин. Даже не медик мог понять, что Огилви тяжело болен. Если в нем и сохранились какие-то силы, то они были упрятаны так же далеко, как оружие под наглухо застегнутым пиджаком.

Майкл выступил из-под арки. Он был весь внимание, так как не имел права допустить каких-либо неожиданных действий со стороны бывшего агента.

— Хэлло. Это ты, Ред?

Прежде чем ответить на приветствие, Огилви лишь слегка повернул голову, показав тем самым, что заметил присутствие Хейвелока.

— Рад видеть тебя, Навахо.

— Брось к дьяволу это «Навахо». Здесь не Стамбул.

— Согласен, мы в другом городе. Но в Стамбуле, кажется, мне как-то удалось спасти твою задницу, если не ошибаюсь?

— Ты спас ее, но лишь после того, как подставил под смертельный удар. Еще чуть-чуть и меня бы прикончили. Я предупреждал, что на мосту нас ждет ловушка, но ты, так называемый «руководитель» — этого звания ты явно не заслужил — утверждал иное. Ты вернулся за мной только потому, что я говорил о ловушке в присутствии оперативного контролера. Он обязательно упомянул бы о моих словах в своем донесении.

— Но я все-таки вернулся, — злобно прервал Хейвелока Огилви. Краска начала заливать его мертвенно-бледное лицо.