Женщина с розово-лиловыми волосами помахала рукой, указывая на один из костров, и мужчина во дворе что-то в него подбросил и пошел в сторону внутреннего дворика, где очистил лопату проволочной щеткой, и вошел к нам через балконную дверь. На нем была старая трепаная одежда, которую представители английского высшего света носят по воскресеньям, чтобы отличаться от тех, кто по выходным надевает свое лучшее платье. Он натянул на горло шелковый шарф, как будто это был накомарник, а я в свою очередь был комаром.

— Мой младший брат Ральф, — сказал доктор Феликс Пайк. — Он живет рядом.

— Привет, — отозвался я. Мы пожали друг другу руки.

— Приятно встретить хорошего человека, — сказал Ральф низким искренним голосом киногероя перед очередным выстрелом. Потом, на случай, если старая одежда и странный шарфик ввели меня в заблуждение, достал кожаный портсигар, где были четыре «Кристо» № 2. Он предложил сигары всем присутствующим, но я предпочел свои «Галуа».

Ральф Пайк был моложе своего брата. Возможно, ему не исполнилось и сорока, несмотря на совершенно седые волосы. Он слегка раскраснелся, лицо блестело от пота после напряженной работы в саду. Хотя он весил по меньшей мере на десяток килограммов больше брата, но выглядел более поджаро: либо хорошо держался, либо делал не меньше тридцати отжиманий каждое утро перед завтраком. Он улыбнулся такой же хитрой улыбкой, что и Феликс Пайк, извлек из садовой куртки золотой нож и срезал кончик сигары.

— Что с твоей хирургией? — спросил он брата. Его иностранный акцент был заметнее, чем у старшего Пайка.

— Замечательно, — ответил Феликс Пайк. — Ну просто замечательно.

— Я побуду за хозяина? — утвердительно спросил Ральф Пайк и, не дожидаясь ответа, налил нам бренди с содовой в бокалы из тяжелого стекла.

— Я надеюсь, что все твои… — непонятно сказал доктор Феликс Пайк и голос его дрогнул.

— Замечательно, — человек в одежде садовника осторожно зажег сигару и присел на жесткий стул, чтобы не испачкать обивку мягкой мебели.

— Я узнал, — сказал доктор Феликс Пайк, — что акции компании «Коругейтид холдингз» здорово упали, Ральф.

Ральф медленно выпустил дым:

— А я продал их во вторник. Надо продавать, пока акции растут. Разве я не говорю тебе это все время? Certum voto pete finem, как изрек Гораций.

Он повернулся ко мне и повторил цитату:

— Certum voto pete finem, означает «ограничь свои желания».

Я кивнул в ответ, и доктор Феликс Пайк тоже кивнул. Ральф тепло улыбнулся.

— На аукционе, — продолжил Ральф, — я позабочусь о тебе, не бойся. Я дам тебе «зелененьких», Феликс. На этот раз не выпускай их из рук. Если хочешь совет, продавай акции медных и оловянных компаний. Они скоро упадут. Запомни, резко упадут.

Доктору Феликсу Пайку не очень нравилось выслушивать наставления младшего брата. Он уставился на него и облизал губы.

— Ты запомнил, Феликс? — спросил Ральф.

— Да, — ответил доктор Пайк. Его челюсть отвалилась, как нож гильотины. У него был неприятный рот типа «все или ничего», который захлопывался, как капкан, а когда открывался, казалось, из него сейчас выскочит борзая.

Ральф улыбнулся снова.

— Ты давно не заезжал к лодке?

— Собирался сегодня утром, — ответил доктор Пайк. Он направил палец в мою сторону, словно останавливал на дороге машину. — Но появился он.