|
— Ну что, я рад, что она работает так, как мы ожидали, — вставил Майклз, когда Мартин, наконец, умолк. — Как ожидали? Это больше, чем я когда-либо надеялся! — Отлично, — сказал Майклз, — а сколько ты прогнал старых снимков? — Практически только один, — признался Мартин. — Я прогнал два, но оба принадлежали одному пациенту. — Ты прогнал только два снимка? — разочаровался Майклз. — Надеюсь, ты не перетрудился. — Ну ладно, ладно. К сожалению, у меня днем выкраивается очень мало времени на нашу работу. Майклз сказал, что понимает, но умолял Филипса пробовать программу на всех снимках черепа, проработанных в течение последних нескольких лет, а не увлекаться одним положительным результатом. Майклз снова нажимал на то, что на этом этапе их работы самым важным делом было устранение ошибочных отрицательных результатов. Мартин продолжал слушать, но не мог при этом не рассматривать тончайшие изменения плотности на снимке Лизы Марино. Он знал о ее припадках, и в его мозгу исследователя почти сразу возник вопрос, нет ли связи между припадками и этими еле заметными особенностями. Возможно, это отражение некоторого диффузного неврологического заболевания. После разговора с Майклзом на Филипса нахлынула новая волна возбуждения. Он вспомнил, что в предварительном диагнозе Лизы Марино числился множественный склероз. Что если он натолкнулся на радиологический диагноз этой болезни? Это была бы фантастическая находка. Врачи много лет ищут лабораторный диагноз множественного склероза. Нужны еще снимки и новая томограмма Лизы Марино. Получить их нелегко — ее только что оперировали, и требуется разрешение Маннергейма. Но Маннергейм сам исследователь, и нужно обратиться к нему напрямую. Через дверь он крикнул Хелен, чтобы она соединила его с нейрохирургом, и вновь обратился к снимку Лизы Марино. В радиологии эти изменения плотности называются сетчатыми, хотя линии располагаются скорее параллельно одна другой, чем сеткой. Мартин посмотрел через лупу и задался вопросом, не связана ли наблюдаемая структура с расположением нервных волокон. Этого не может быть — для получения снимков черепа используются относительно жесткие рентгеновские лучи. Течение мыслей нарушил телефон. Звонил Маннергейм. Мартин начал разговор с обычных любезностей, обходя недавний эпизод со снимками в операционной. В общении с Маннергеймом всегда лучше забывать о таких столкновениях. Хирург был странно молчалив, и Мартин продолжил, пояснив, что звонит в связи с тем, что отметил необычные изменения плотности на снимках Лизы Марино. — Мне кажется, эти изменения неплохо бы исследовать, поэтому я хочу сделать дополнительные снимки и еще одну томограмму, как только позволит состояние пациентки. Естественно, если вы согласны. Последовало неловкое молчание. Только Филипс был готов заговорить, как Маннергейм злобно прорычал: — Это что, такая шутка? Если так, то очень неудачная. — Я не шучу, — опешил Мартин. — Послушайте! — еще громче заорал Маннергейм. Радиология немного запоздала со своими снимками. Господи! Раздался щелчок, а затем гудки. Похоже, эгоцентрические выходки Маннергейма достигли новых высот. Мартин в задумчивости повесил трубку. Не стоит давать волю чувствам; кроме того, можно зайти с другой стороны. Известно, что Маннергейм не очень следит за своими послеоперационными больными, и за повседневную заботу о них отвечает Ньюмен, старший стажер. Мартин решил связаться с Ньюменом и выяснить, лежит ли девушка еще в послеоперационной палате. — Ньюмен? — переспросила дежурная операционного отделения. — Он недавно ушел. — Надо же! — расстроился Филипс. Он переложил трубку к другому уху. — А скажите, Лиза Марина еще в послеоперационной палате? — Нет, — ответила дежурная. |
