Когда машина промчалась по длинному повороту, которым кончалась окружная дорога вокруг Гуареса, Эрнестина прибавила ход. На спидометре было шестьдесят шесть миль в час. Длинная белая дорога лежала перед ними, сверкая в лунном свете.

— Если бы мы только успели, — сказала она. — Если бы только мы могли добраться туда раньше, чем…

Розански прервал ее скучным голосом:

— Интересно, почему ты так возбуждена, Карла. И не нужно спешить. Я не хотел бы, чтобы ты так гнала машину. — Он сидел, откинувшись на пассажирском сидений, куря сигарету.

— Хорошо, — сказала она тихо, и уменьшила скорость. Стрелка спидометра опустилась до пятидесяти и там замерла.

Розански продолжал:

— Тебе нечего волноваться. Я думаю, что тело Гелвады нашли и уведомили полицию. Они, похоже, связали это убийство со смертью твоего мужа и Наго. Они сразу же отправились в дом, где жил Тодрилл.

— Да… конечно, — сказала она быстро. — Но когда они прибудут туда… эта женщина… де Сарю… она все скажет им. Они поедут за вами. Они должны это сделать.

Розански вздохнул и резко заговорил:

— Ты дура, Карла. Немного размышлений подскажут тебе, что полиция, прибывшая в дом Тодрилла, ничего не узнает о действиях О'Мары и его группы. А откуда они узнают? И женщина им ничего не скажет, потому что она сама ничего не знает.

— Но почему не знает? — спросила Эрнестина. Ее глаза были устремлены на дорогу. Она искала белые ворота, которые вели на летное поле. — И даже если предположить, что она ничего не знает… есть вероятность, что пилот, который их ожидает, знает О'Мару. Тогда он…

— Нет, — сказал Розански. — Женщина не может ничего знать по той простой причине, что Куэйл никогда не сообщает никаких подробностей операции никому, кроме руководителя группы, которым является О'Мара. Это обычная ситуация. Я сам так поступаю. Знать мог только О'Мара. Он, в свою очередь, мог сказать де Сарю и Гелваде только то, что счел нужным. Это тоже вполне естественно. Тебе понятно?

— Да, — сказала она с сомнением, — но О'Мара… Если бы мы знали, где он.

— О'Мара уехал вечером, — сказал он с легким раздражением. Он уехал по дороге на Париж. Он должен отправиться в Париж. Мне ясно, что по какой-то причине, известной только ему самому, Куэйл решил отозвать двоих. То ли О'Мару и графиню, то ли Гелваду и графиню. Решать, кому ехать, вероятно, должен был О'Мара. То, что пропуска были не заполнены, указывает на то, что именно О'Мара должен был решать. И то, что бланки паспортов были не заполнены, указывает на то, что О'Мара мог, в случае необходимости, изменить маршрут и поехать туда, где паспорта были необходимы.

— Да, теперь понятно, — сказала она. — Ты прав.

— Я думаю, что дальнейшие события подтвердят это, — сказал Розански. — Тот факт, что Гелвада сегодня вечером сказал тебе о скором отъезде, подтверждает мое предположение. Что касается того, что пилот знает О'Мару, я уверен, эта проблема не возникнет. Если я не ошибаюсь в Куэйле, то пилот должен был получить те же инструкции, которые и я дал бы ему. Он, вероятно, должен взять на борт мужчину и женщину, которые прибудут на взлетную полосу с необходимыми военными пропусками. Вот так.

— Мы прибыли, — сказала Эрнестина. — Я вижу ворота.

Она сбавила скорость, въехала через открытые белые ворота на взлетное поле.

— Как вы видите, — сказал Розански, — ворота открыты. Нас ждут. Все в порядке.

Машина подъехала к стоянке рядом с ангаром, который служил ложным пунктом управления в годы войны.