— Что за бредовая идея! — вспыхнул Андрей Дитерикс. — Молиться за тех, кто уничтожает твой род и твое племя.

— Наш Бог — Бог живых, а не мертвых, — сказал ему Назри. — Придет время, и все будут воскрешены. И каждому будет воздано по делам, что он творил.

В эту ночь Азеф не спал.

Он давно бросил курить, тогда ему еще не было пятидесяти. Но бессонной ночью он мучился от отсутствия никотина. Чертов священник! Он опять напомнил, что у Азефа был свой Бог и этот Бог был Богом мертвых. Все были жертвами — и те, кого он отдавал на заклание своим террористам, и сами террористы, которых он после совершения террористического акта передавал охранке. Он жил в обреченном мире, только теперь это пришло в голову Евно. В этом мире он пользовался незримой властью и обрекал других на смерть, но при этом и сам был обреченным. Жизнь, наполненная приключениями! Какие к черту приключения? Сначала он испугался, что не закончит свое обучение в Европе, потом боялся, что его разоблачат. И еще он боялся, что настанет время, и охранка поймет его двойную игру и тогда он, Азеф, перестанет быть нужным. Он сросся со шкурой осведомителя, он предавал, потому что круговерть тайной жизни захватила его. Однажды написанный донос должен был подтверждаться другими предательствами. Смерть жила вокруг него, и Азеф жил в ядовитой атмосфере ее дыхания, которая называлась страхом. Даже когда он вырвался из круга и старательно доказывал себе, что освободился, страх не отпускал его до самого дня ареста гестапо.

Слова Назри открыли ему глаза, и Евно Азеф ненавидел за это священника, а потому отныне его доносы, ранее полные объективности, постепенно становились лживыми. Они обвиняли священника в тех грехах, которые он не совершал. Евно Азеф назвал священника главой лагерного Сопротивления.

— Вы действительно так считаете? — спросил фон Пиллад, просматривая очередной донос, оформленный рукой Азефа, и подписанный им давней и, казалось, уже забытой кличкой «Раскин».

— Кажется, я не давал вам оснований для недоверия, — огрызнулся Азеф. — В конце концов, я не единственный ваш осведомитель и вы можете проверить мои слова через других.

— Полно, — усмехнулся фон Пиллад. — У меня нет причин не доверять вам, я просто хотел убедиться, что ваши предположения действительно стали вашими убеждениями. Кстати, что это за история с воскрешением из мертвых?

История эта была непонятна и Азефу.

Однажды ночью барак разбудил пронзительный вой. Зюскинд, ювелир из Вены, сидел на нарах, прижимая к груди холодеющее тело своего семнадцатилетнего сына.

— Нет, Господи! Нет! — стонал он. — Только не это!

Сквозь собравшуюся толпу протиснулся священник.

— Успокойся, — сказал Ицхак Назри. — Господь дал ему успокоение от мук! Разве ты не хотел покоя для своего сына?

Зюскинд рыдал.

— Разойдитесь, — сказал собравшимся людям Ицхак Назри. — Завтра будет тяжелый день…

— Никто не знает, о чем они разговаривали, господин штурмфюрер, — заключил рассказ Евно, — но только утром этот мальчишка бегал быстрее любого.

— Может, он просто потерял сознание, — с сомнением наморщил лоб фон Пиллад. — Потерял сознание, а потом пришел в себя… Могло ведь случиться и так?

— Могло, — согласился Азеф. — Только я видел этого мальчишку в объятиях отца и могу сказать, что у меня богатый опыт, чтобы отличить мертвеца от живого. Этот мальчишка был мертвее мертвого.

— Теперь вы созрели, — удовлетворенно сказал штурмфюрер.