Алекс не поднял глаз.

— Джесс, какие бы чувства ты испытала, обнаружив, что я и есть Мститель?

Она подождала, пока он не взглянет на нее, прежде чем наивно улыбнуться:

— О, Алекс, я бы возненавидела тебя. И больше никогда не заговорила бы с тобой, не говоря уже о том, чтобы жить вместе. Такой кошмар трудно пережить! Это означало бы, что пока ты всячески ругал Мстителя, последний сердился, когда я повторяла ему твои слова, и… вымещал на мне злость. И это означало бы, что именно тебя я умоляла жениться на мне — о, какое унижение! — а ты отказывался, прекрасно зная, что я выхожу замуж за тебя. Нет, Алекс, я поверить не могу, что мужчина способен быть таким гнусным, лживым, подлым, мерзким, трусливым ублюдком! Я бы искренне и от всей души возненавидела любого, кто может вести столь отвратительную игру! Игру с моим сердцем… с моей жизнью!

Немного помолчав, она вздохнула.

— Нет, Алекс, ты слишком хороший человек, и поэтому я тебя люблю. Конечно, в иной ситуации, если бы не проклятая болезнь, ты был бы настоящим мужчиной, ничуть не хуже Мстителя. Ты просто не способен на столь наглый обман. И не можешь быть одновременно Мстителем и Александром Монтгомери. Надеюсь, я достаточно ясно ответила?

Алекс, смертельно побледнев, кивнул.

— По-прежнему собираешься носить парик, хотя волосы отросли?

— Я… я об этом не подумал, — хрипло выговорил он.

Джессика нежно прижалась щекой к его груди.

— Нет, они действительно еще довольно редкие, так что лучше будет их скрыть и молиться, чтобы стали гуще. Пока что парик выглядит куда приличнее.

Последующие три дня Джессика изводила Александра всеми мыслимыми способами, причем делала это так, что никто, если не считать Элинор, не мог ни в чем ее упрекнуть. Ухаживала за ним, как за младенцем, разговаривала тоном заботливой матери, старающейся просветить умственно отсталого ребенка, и при этом всячески его искушала.

Она сшила еще одно платье, на этот раз из атласа изумрудно-зеленого оттенка, и отделала низкий вырез кружевом, принадлежавшим ее матери. Но как только они остались одни, Джесс немедленно сняла кружево и принялась так часто наклоняться перед мужем, что спина заболела. Правда, любая боль стоила того, чтобы видеть, как он потеет. За обедом она резала ему мясо, требовала съесть все овощи, не позволила детям прыгать ему на живот, утверждая, что он слишком для этого слаб.

Элинор бросала в ее сторону рассерженные взгляды, зато глаза Софи восторженно сверкали. Она даже объявила, что останется еще на несколько дней.

Ни Марианна, ни Питман не находили в поведении Джесс ничего особенного.

А Джесс тем временем не упускала возможности сказать Алексу, как она рада, что Мститель не он. Но в следующую минуту утверждала, что, будь он Мстителем, позаимствовала бы его костюм и повсюду бы ездила с ним. И вслух мечтала о том, какая романтическая пара из них вышла бы. Мистер и миссис Мститель… Да и повесили бы их рядышком, на соседних петлях!

При этом Алекс все больше бледнел, а Джесс не переставала злиться. Почему он считает ее такой дурой?

На третий день она сообщила мужу, что идет в бухту Фарриер. Но тот был так погружен в мрачные мысли, что пришлось повторить это трижды, прежде чем он поднял голову и посмотрел на нее.

Джесс направилась в общую комнату, где Элинор разводила огонь.

— Советую прекратить свои выходки! — прошипела сестра. — Человек обожает тебя, а ты нагло над ним измываешься.

— Я тоже пролила из-за него немало слез.

Она насадила на вертел корень сумаха и стала поджаривать.

— Что это ты делаешь?

— Готовлю кое-какое «лекарство» для любимого муженька, — улыбнулась Джесс, роняя обугленный корень в кружку с кипящей водой.