— В этом разве кто-нибудь сомневается'! — съехидничал кто-то из рабочих.

— В общем, послушайте меня ребятки. Идите к нашим депутатам. Они вам зададут вопросы. Например, довольны ли вы поденной зарплатой? По скольку часов работаете? Оплачивается ли сверхурочный труд?

— Не трать напрасно слов, директор, наши рабочие не пойдут против депутатов, — насмешливо сказал Салих.

— Знаю, но… о чем я говорил? Да, скажите, что всем довольны, ни на что не жалуетесь, что, если Аллаху не будет угодно погубить страну и народ… Да, мы знаем, что продукты в столовой не очень свежие, что зарплата не очень высокая, что не всегда оплачивается сверхурочная работа. Но мы не скрываем от вас причин всего этого.

— Прибереги слова, директор-бей, — снова перебивает его Салих, — мы люди неглупые, знаем что к чему… пища хорошая, зарплата повышается; ну а насчет разговоров не волнуйся: наши рты плотно закрыты — не то что депутат, сам черт из нас слова не вытрясет'!

Вокруг засмеялись.

…По дороге в Народный дом Хусейн Неутомимый сказал другу:

— Ну и хватил же ты!

— А что?

— Как что, безбожник? Не ты ли говорил, что похлебка червивая, что зарплата низкая, что ребенку лекарства не на что купить?

— Видно, моя политика до тебя не доходит. Я, брат, вдоль шерстки глажу. Это-то ладно. А вот как насчет почасовой оплаты? Начисляются ли денежки сейчас, когда мы с тобой шагаем в Народный дом?

— Жаль, не догадались спросить!

— Что ты, разве можно ишаку напоминать про арбузную корку! Напомнишь, аппетит разыграется.

— О ком ты?

— О старшем механике и о других…

— Опять болтаешь…

— А что я сказал?

— Как что, назвал этих типов ишаками.

— Мой язык надо с корнем вырвать! А Кемаль молодец, правда?

— Еще какой'!

— И все же я считаю, ведет он себя неправильно. Почему? Да потому, что в наше время надо быть политиком и вдоль шерстки, вдоль шерстки гладить. Ты ведь знаешь, что я с умыслом вру. Ну, скажешь депутатам правду — пища гнилая, зарплата низкая, то да се… а дальше что? Запишут на сигаретной коробке… Выкурят сигаретки и…

— Все кончено…

— Так стоит ли утруждать язык?

— Ну и политик!

— А ты разве не знал, что я по снегу пройду и следа не оставлю. Ну что ты на меня уставился?

Они подходили к великолепному зданию Народного дома.

— Аллах, Аллах… надо же, — пробормотал Салих Хромой.

— Ты что?

— Взгляни на этот дом, разукрашен, как мечеть!

— Говорят, влетел в полтора миллиона.

— Влетит, братец. Такой домина!

— Один раз я здесь был… когда строили, видел, снаружи, конечно.

— Снаружи-то и я видел.

— Интересно, что-то внутри делают?

— Кто знает… ученые… Пишут…

— Наверное.

Они остановились у мраморной лестницы.

— Вах, вах, посмотри, какой мрамор! — воскликнул Салих Хромой.

— Только меду течь!

— Да уж как потечет, не остановишь.

— Наступить ногой жалко.

— Как мел белый.

Подошли остальные. Поговорили. Поднялись по лестнице. В тревоге остановились перед большими стеклянными дверьми и заспорили, кому входить первым.