|
Отодвинусь к самому горизонту, к замкнутой окружности, как можно дальше от того, что случилось со мной в церкви. Не позволю, чтобы побег Доминика стал главным событием жизни. Не дам ему разрушить мое чувство собственного достоинства, исказить самооценку». В ту минуту я дала себе клятву: ни за что не стану убогой старой развалиной, как мисс Хэвишем. Пусть она похоронила себя в собственном доме и превратила в саван подвенечное платье. Мой свадебный наряд станет коконом, из которого выпорхнет перерожденное «эго». Я исцелюсь. Так я клялась, а ветер стегал меня по лицу, и глаза резало от слез. Я начну все сначала. Я заново появлюсь на свет. Обновленная. Новая Минт. Катастрофа станет катализатором, толкающим к переменам. Я стану... я стану... Внезапно у меня потемнело в глазах. Может, из-за высоты, или безмерности открытого пространства, или просто от голода. Я схватилась за перила и зажмурилась. Скрип и визг троса возвестили о том, что вернулся лифт. Двери раздвинулись с гортанным хрипом, и кабина извергла новую порцию туристов. Мы с Хелен шагнули внутрь и начали долгий спуск на землю.
– Куда теперь? – спросила она. Слегка пошатываясь, мы влились в людскую толчею. – Может, в Латинский квартал? – О'кей. – Прогуляемся по Люксембургскому саду? – Хорошо. А как туда попасть? – Поехали на метро, – сказала я. По ступенькам мы спустились на станцию «Марсово поле», и сырой, маслянистый запах подземки чуть не сшиб нас с ног. Послышались звуки скрипки, густой, сладкий тон, и чем глубже мы спускались, тем громче он становился. Я поймала себя на желании следовать за мелодией, будто за нитью Ариадны. Пройдя полпути по главному переходу, мы увидели скрипача. Старик в потрепанном черном пальто играл на инструменте медового цвета. Седые волосы торчали редкими клочками. На тощих, иссохших руках сквозь прозрачно-тонкую, как бумага, кожу бледно-голубыми проволоками проступали вены. Должно быть, ему подкатило под восемьдесят, может, и больше. Он включил портативный кассетный магнитофон и сыграл в его сопровождении «Аве Марию» Шуберта. Мы невольно замедлили шаг. Старик закончил пьесу, поднял смычок и после секундной паузы заиграл старую, знакомую мелодию. Мы остановились послушать, и я вспомнила слова: ...Я вижу зеленые деревья и красные розы... – Как здорово, – вздохнула Хелен. Они расцветают для нас с тобой... – Здорово, – повторила она. И я думаю: как прекрасен мир... У ног старика лежал открытый скрипичный футляр. На истертом черном бархате поблескивало несколько монет. Я вижу голубые небеса и белые облака... Я пошарила в кармане куртки и достала монету в пятьдесят сантимов. Нет, этого недостаточно. Слишком мало. Благословен ясный день, священна темная ночь... Я полезла в сумку за банкнотой. И я думаю: как прекрасен мир... Двадцать франков? Этого хватит. Может, пятьдесят? Или сто? В конце концов, это всего лишь десять фунтов. Я вижу, как друзья пожимают руки и говорят: «Привет», Но на самом деле они говорят: «Я люблю тебя»... Эти слова я услышала от Доминика, когда он сделал мне предложение. Но то была ложь. Теперь я знала. Мой взгляд упал на обручальное кольцо, сверкнувшее на правой руке. Грани бриллианта искрились, как иней. Я слышу, как плачут дети, вижу, как они растут, Они узнают многое, о чем я и не подозреваю... Я колебалась не дольше секунды, затем сняла кольцо и положила его среди монет. И я думаю: как прекрасен мир... – Merci, madame, – донесся до меня голос уличного скрипача. – Merci, madame. Merci. – Он был в замешательстве, и я улыбнулась. Потом мы повернулись и зашагали прочь. |
