— Действует, как видишь, — сказал Миротворец. — Скажи, как тебя зовут?

Кьюлаэра выругался.

— Да, именно так. Теперь вставай, разбойник, и бери свою ношу.

Подталкивая, старик поднял Кьюлаэру на ноги, заставил поднять мешки и погнал вперед.

Следом пошли Йокот и Китишейн, лица которых светились радостью при виде униженного Кьюлаэры. Расстроенная Луа поплелась за ними, ее деревянная маска намокла от слез.

Кьюлаэра тащился вперед, негромко бранясь, но в его душе пробуждалось давно забытое чувство — страх. Страх оживал и рос. Кто бы мог подумать, что дряхлому старику удастся одолеть воина в расцвете сил!

Но все же дряхлым этого старика назвать можно было с трудом: он был далеко не так силен, как Кьюлаэра, но все-таки вовсе не слаб. И еще он был ловок; молодому человеку горько было это признавать, но он признал: старик был потрясающе ловок. Он бы счел его колдуном, но все, что делал старик во время драки, можно было объяснить и одной лишь его ловкостью, и крепостью его посоха.

Он был стар, седобород и, конечно, не столь быстр, как молодой. В драке старик не мог сравниться с ним в быстроте движений. Эта мысль доставляла негодяю удовольствие. Безусловно, ловкость старика в драке изумляла, но ведь никакая ловкость не поможет старику бежать быстрее молодого! Кьюлаэра решил, что сможет убежать, и очень легко, даже если Миротворец колдун!

Кьюлаэра не спешил, ждал подходящего момента. Амулет, ставший ночью таким — тогда, когда он осмелился напасть на старика, — ледяным, что проморозил его до костей, теперь не холодил кожу, а лишь сдавливал шею. Значит, в помыслах о побеге нет ничего дурного! Кьюлаэра шел вперед, опустив плечи, изо всех сил стараясь выглядеть побежденным и покорным, и искал подходящее место для побега.

Оно появилось, когда солнце висело низко над горизонтом по левую руку. Дорога пошла вверх; путники преодолели небольшой подъем и оказались посреди соснового леса. Налево и направо тянулись деревья, высокие, темные, безмятежные, стройные и прямые. Внизу ветвей было немного, и никакого подлеска, лишь ковер из игл покрывал бесчисленные тропы.

Кьюлаэра скинул мешки и со всех ног припустил в лес, вскоре издав крики радости и свободы. Он побоялся остановиться — только мчался без устали по лесу, обегая толстые стволы. Он слышал окрики, но бежал, и сердце его пело. Все-таки в конце концов он одолел старика!

А старик даже не пытался гнаться за ним.

— Ты должен задержать его, Миротворец! — закричал Йокот. — Он подкрадется к нам ночью и перережет глотки!

— Только мне.

Концом посоха Миротворец начертил на земле круг.

— Да, только вам! — кричала Китишейн. — А потом он поколотит всех нас и будет мучить нас в свое удовольствие! Ты можешь остановить его, Миротворец?

— Смогу, если вы помолчите и дадите мне произнести заклинание. — Мудрец воткнул посох в середину круга и заговорил на неизвестном языке, от которого у всех по спине побежали мурашки. Через несколько минут он поднял посох и удовлетворенно кивнул. — Должно помочь. Ну, молодежь, а теперь отправляемся в погоню.

— Как скажешь. — Китишейн быстро натянула тетиву лука. — Что касается меня, то, когда я иду охотиться на медведя, я вооружаюсь.

Луа испуганно отпрянула назад, но Йокот взял ее за руку и нежно проговорил:

— Не бойся, Луа. Если мудрец не боится, то и нам не должно быть страшно.

Луа неохотно пошла с остальными. Под деревьями сгущался мрак, и она сняла маску.