— Ты не обманываешь меня?

— Нет, — ответил Миротворец, — и я настоящий воин, как и настоящий мудрец. Если я говорю тебе, кем ты можешь стать, я это знаю наверняка. А что касается правды, разве ты когда-нибудь слышал, чтобы я лгал?

Кьюлаэра помолчал и признался:

— Нет.

— И впредь не буду, — заверил его Миротворец. — Осуждать — да, даже оскорблять, но лгать — никогда.

Кьюлаэра взглянул на него:

— А что я должен делать, чтобы стать настоящим воином?

— Ты должен упражняться так усердно, как я того требую, — ответил Миротворец, — и жить по установленным мною правилам.

— По твоим правилам! — Кьюлаэра смотрел со злостью. — Какое твои правила имеют отношение к...

Фраза оборвалась, и в глазах верзилы появилось понимание. Миротворец ответил ему взглядом и торжественно кивнул:

— Да, Кьюлаэра. Твое нынешнее поражение связано не только с магией Йокота.

— То есть, — медленно сказал Кьюлаэра, — если бы я не нарушил твой запрет на драки, я бы не был побежден.

— И это тоже, но это не все, — безразлично отозвался Миротворец.

— И еще меня погубила моя наглость.

— Да! — В голосе Миротворца появилось удовлетворение. — Всегда найдется кто-то сильнее, чтобы помучить мучителя, Кьюлаэра.

Во взгляде Кьюлаэры мелькнуло сомнение.

— Не может быть, чтобы правила защищали не только Йокота, но и меня!

— Они защищают вас обоих, — подтвердил Миротворец, но объяснять не стал. Он просто молча сидел, наблюдал и ждал.

Молчание это пугало Кьюлаэру не меньше, чем гнев мудреца. Воин мрачно думал над загадкой.

— Не будь я столь жесток по отношению к окружающим, когда я был сильнее всех, они не были бы жестоки со мной теперь?

— Эти трое не были бы.

— Но я знал таких людей, которые были! — выпалил Кьюлаэра. — И даже женщин! Я был жесток лишь с одним или двумя, и, конечно, не больше других мальчиков — я даже помогал другим и защищал их! А они все равно обращались со мной бессердечно!

— Эти люди не знали, как бывает другим больно от такой жестокости, — объяснил Миротворец. — Они сами не пострадали от нее.

Кьюлаэра некоторое время разглядывал его, а потом сказал:

— А Китишейн и гномы пострадали?

Миротворец кивнул.

— От меня?

— Не только, — возразил старик. — Я по крупицам собирал случайные намеки, собрал и сделал выводы. Каждый из них так или иначе отведал в своей деревне столько же жестокости, сколько и ты, Кьюлаэра. Поэтому ты можешь на них рассчитывать, хоть и немного случалось тебе встречать людей, в которых ты мог бы быть уверен.

Кьюлаэра не сводил с него глаз.

— Мог бы.

Старик кивнул.

— Но только до того, как поиздевался над ними.

— И даже сейчас, — сказал Миротворец, — если они поверят, что ты не станешь снова жесток, когда обретешь силу.

Кьюлаэра отвернулся.

— Не уверен, что у меня это получится. — И добавил очень неохотно:

— Не уверен, что не захочу стать жестоким.

— Тогда подожди, пока наберешься этой уверенности.

Кьюлаэра снова посмотрел на старика.

— То есть пока мне еще не поздно встать под защиту правил и жить по ним.

— Пока время есть, — кивнул старик, — но должен тебе сказать, что правила эти — не какие-то мои собственные выдумки.