|
Ничто так живо не раскрывает нам явление так называемой смерти, как состояние невроза. «Тот, кто изолирует себя, – говорит Элифас Леви, – отдается тем самым смерти, а бесконечность изоляции должна считаться смертью навечно!» Ни один человек, однако, не должен ей отдаваться. Ведь существует и смерть заживо, о которой говорят все мастера оккультных наук и пониманием которой обладает самый простой человек. В самом высшем смысле это не то, чего следует бояться или избегать, а переходное состояние, содержащее обещание или приговор, в зависимости от того, как мы к нему относимся. Это момент, как блеск молнии, короткий или длящийся всю нашу жизнь. В нем, столкнувшись с необходимостью разрыва с прошлым, мы и застываем. Это момент остановки на границе нового, более обширного царства бытия. Основная масса людей не способна осознать это новое состояние души или умонастроение; они отшатываются, тонут, идут на дно и дрейфуют вместе с потоком времени. Сильные духом принимают вызов и, даже погибая, все равно остаются с нами духовно, порождая новую форму жизни.
Через образ Луи Ламбера Бальзак передает нам впечатление безмерного парализующего страха, овладевшего писателем, когда тот столкнулся с высоким долгом, к исполнению которого подвигла его природа. Ви́дение Ламбера, временно преломившись и отразившись, пролило фантастический свет на мир грез, в котором он был заключен. Луи вынужден пристально глядеть на потустороннее, однако из мертвых глазниц. Его взгляд обращен вовнутрь. Он зафиксирован в галлюцинаторном состоянии сна. Как писатель, Бальзак освободился, чтобы плавать в океане вселенского воображения. Он спасся только благодаря чуду. Но он потерял свою душу! Во вселенском царстве воображения, если опять цитировать из Элифаса Леви, «расположен источник всех явлений, всех экстраординарных видений и интуитивных феноменов, присущих сумасшествию или экстазу… Наш рассудок – это книга, напечатанная изнутри и снаружи, с плывущим и размытым при малейшем нашем возбуждении текстом, что происходит все время в случаях интоксикации или безумия. Тогда мечта торжествует над действительной жизнью и погружает рассудок в сон, от которого нет пробуждения…» В эзотерической доктрине не существует «места», которое соответствовало бы нашему представлению об аде; «Авичи», буддистский эквивалент нашего ада, – это состояние или положение, а не местность. Согласно этому учению, величайшая из всех преисподняя – это Мьялба, наша земля. Бальзак писал свои книги на основе личных от нее впечатлений. Покидая Луи в школе, он расстается с ангелом, которого пытался вскормить. Он больше не видит Луи и ничего не слышит о нем до тех пор, пока случай не сводит его с дядей юноши, направляющимся в Блуа. Рассказ о борьбе Ламбера, его разочарованиях и бедах в том виде, в каком он передает их в длинном письме из Парижа, – это описание адских мук. Пройдя через это испытание огнем, Бальзак очищен только частично: он так и не принял полностью мудрость высшего испытания. Его колоссальная деятельность литератора – это только оборотная сторона немого оцепенения, в котором сидит или стоит его двойник, не пошевеливший ни одним перышком. Оцепенение и активность – два лица одной и той же болезни: активность исходит лишь от существа, центр которого пребывает в покое. Для Бальзака, так же как для всего современного мира, мечта торжествует над разумом, мечтатель умирает от истощения в лихорадочном сне бессмысленной деятельности. |
