– В измене народу, гражданам Союза! – прошипела Судья.

– Есть ли какие-нибудь доказательства? – продолжал Орсо.

Судья бросила на него пылающий взгляд.

– Они сидели в Закрытом совете. Каких еще доказательств вам надо?

– Будет ли им позволено защищаться?

– Они сидели в Закрытом совете. Какая тут может быть защита?

– Мы с вами тоже там сидели, ваше величество, – вкрадчиво произнес Пайк. – И вы знаете, что каждый из них был добровольным винтиком в чудовищной машине, закоренелым пособником чисток и несправедливостей. Можете ли вы воистину полагать, что эти люди лучше тех, кого они приказали повесить под стенами Вальбека?

Орсо сглотнул.

– Кого вы приказали повесить.

– За лучший мир приходится платить назначенную цену. Мы все должны приносить жертвы. К тому же поглядите вокруг, – Пайк обвел безмятежным взглядом неистовствующую толпу, – народ уже вынес свой вердикт.

– Давайте уже! Вздерните наконец этих ублюдков! – заорал кто-то, и другие голоса его поддержали. Очевидно, никто не был расположен к милосердию. А было ли когда-нибудь иначе?

– Что бы они ни сделали, они делали это от моего имени, – сказал Орсо треснувшим голосом. – По крайней мере, позвольте мне быть повешенным вместе с ними.

– Всему свое время, ваше величество, – промурлыкала Судья.

Ризинау поднял ладонь, веля ей умолкнуть и не сводя с Орсо маленьких жестких глазок:

– Если король не может хранить молчание, когда творится народное правосудие, его придется обуздать силой. Капитан Броуд!

Чудовищных размеров человек шагнул в королевскую ложу – в королевский загон. Не человек, а бык, практически без шеи, выглядевший еще более свирепо из-за пары глазных стекол в проволочной оправе, насаженных на плоскую переносицу. Он положил огромную лапищу на поручень рядом с Орсо. На ее тыльной стороне была татуировка: перекрещенные молния и боевой топор, и звезды на ободранных костяшках. Хильди шагнула к нему, сжав кулаки, словно котенок, шипящий на медведя. Здоровяк только грустно улыбнулся ей и снял свои стеклышки, обнаружив усталые, слабые глаза.

– Вы храбро себя вели, ваше величество. – В его мягком голосе не было угрозы, всего лишь утомленный прагматизм. Он осторожно подышал на стеклышки и начал протирать их обшлагом. – Но это ничего вам не даст. Вы наверняка не хотите, чтобы вам причинили боль, и я-то уж точно не хочу причинять вам ее.

Он нацепил стеклышки обратно на место и поглядел на Орсо, подняв брови:

– Все уже и так плохо. Зачем делать еще хуже?

Он был прав. Тысячи людей столпились на Площади Маршалов, чтобы увидеть, как этих людей повесят. Орсо был бессилен что-либо изменить более чем когда-либо. Он позволил Хильди оттащить себя к своему креслу и молча уселся, сложив на коленях обмякшие ладони.

Лорд Хофф шумно откашлялся.

– Если мне будет позволено… сказать несколько слов, прежде чем…

– Нет.

Судья щелкнула пальцами. Под платформой что-то лязгнуло. Стрекотнули шестеренки, противовес упал – и Хофф взлетел вверх, в точности как та кукла. Натянувшийся трос швырнул его к штанге, он ударился головой и обрушился вниз, бешено раскачиваясь, с кровью, струящейся по лицу, с гротескно вытянувшейся шеей.

Орсо вцепился в поручень ограждения. Его побелевшие руки оказались по обе стороны лапищи Броуда.

Судья щелкнула еще раз. Городец ахнул – и тоже оказался в воздухе. Пайк бесстрастно, с поблескивающими глазами наблюдал, как его бывшие коллеги болтаются в петле.

– Подождите!

Ботинок Матстрингера остался на платформе, когда петля затянулась на его горле и утащила его наверх.