Глава V

Кораблекрушение

Чистые маленькие волны плескались у берега. По мелкой ряби на воде скакали миллионы солнечных зайчиков. Тычась носом в пристань, покачивалась на волне Петькина лодка.

Надутый от гордости «укропольский егерь» с озабоченным видом вставлял весла в уключины, вертел и слушал. Уключины скрипели. Надо было или смазать их, или плыть, не обращая внимания на скрип. Но смазки у Петьки не было, а плыть без технической подготовки он считал несолидным. Поэтому Петька опять вынимал весла, вынимал из гнезд уключины, похожие на большие двузубые вилки, вытирал их тряпкой и вставлял на место.

На носу лодки сидел Динамит и куксился. Петька заставил его надеть спасательный круг, что само по себе оскорбление для приморского мужчины. Вдобавок ко всему круг был совсем детский, с легкомысленной головой утенка.

— Пе-еть! — ныл дошколенок. — Пускай он просто едет с нами, а? Без меня.

— Пускай, — соглашался Петька. — «Без тебя» — значит, круг поедет, а ты останешься.

— «Без меня» — значит, я его под скамейку спрячу.

— Скамейка у тебя во дворе, а в лодке — банки, — поправлял Петька. Он совсем уже вошел в роль капитана. — Нет, Динамит. Мне твоя бабушка строго-настрого сказала: «Или он плывет с кругом, или пускай домой идет. Тоже с кругом».

— Да у тебя целый фрегат! — утешил Дед готового разреветься Динамита. — Ты же знаешь, что в древности парусники обязательно украшали носовыми фигурами? Без них корабль и кораблем-то не считался! Ну, как мы его назовем?

— Средство экстренного спасения Динамита на водах, — влез Петька. — Сокращенно СЭСДВ.

Похоже, он опять хотел пошутить, но его, как всегда, не поняли. Динамит заулыбался. Ему понравилось такое длинное и солидное название.

— У вас ручка есть? — спросил он у Деда. Получил шариковую ручку и стал по буковке выводить название на утенке.

Дед уселся на горячие от солнца камни пристани, свесил ноги над водой и надолго замолчал. Он щурился и тихонько урчал, как Барс, когда набегается по своим кошачьим делам и как следует поест. По щеке юркнула слеза и запуталась в морщинах.

— Господи, не верится, что есть на свете такой простор!

— Все курортники так, — сказала Маша. — Встанут и стоят столбом. А через недельку привыкают и давай ворчать: то им солнце слишком злое, то море мутное.

— Я до конца жизни не привыкну. — Дед смахнул слезу и будничным голосом спросил: — Что такое Кампристань?

— Каменная, как эта, — Маша уселась рядом с Дедом и ладонью пошлепала по теплому булыжнику. — Только эта пристань называется Торговая. Сюда рыбаки привозили кефали неимоверное количество. Прямо на берегу ее солили в бочках, а потом везли в разные места, даже в Москву. Давно, в позапрошлом веке. А жили рыбаки на Олюшкиной улице.

— Симпатичное название, — заметил Дед.

— Ага, мне тоже нравится. Ее, говорят, назвали в честь помещичьей дочки. То ли она утопилась от любви, то ли просто была хорошая. У рыбаков была своя пристань, в бухте за мысом, и вот ее называют Каменной или Кампристанью. А мыс — тоже Олюшкин, как улица.

Дед смотрел в море. Километрах в двух от берега в синей воде белели пенные буруны. Посредине торчали два горба, как будто со дна всплыло морское чудище.

— Что это за остров?

— Черная Скала, — ответила Маша. — На ней «Принц» разбился. Думаешь, зачем Самосвалу подводная лодка? Драгоценности доставать.