— Ладно, попробуем.

И Петька стал пробовать: полез на раковину, не дожидаясь, когда Маша влезет на ванну.

Раздался непонятный скрип и тяжелый двойной удар, как будто одновременно упало что-то мягкое и что-то твердое.

— Свалился? — Маша на ощупь нашла Петькину руку.

Как она и думала, «укропольский егерь» валялся на полу.

— Мы вдвоем свалились. С раковиной. Главное, я знал, что на левую сторону наступать нельзя, там кронштейн ненадежный, — сообщил Петька.

— А зачем наступил?

— Да подумал: «А вдруг выдержит?» Я ж тебе сто раз говорил, что замыслы у меня огромные, а исполнение на троечку.

Маша расслышала тихое, но настойчивое журчание. Вынула ногу из тапочка, попробовала пол босым пальцем — мокро.

Ты и кран своротил!

— Это уж само собой, — сказал Петька, удивляясь Машиной непонятливости. — Где раковина, там и кран. Он же к ней приделан.

Вода быстро прибывала. Уже и в тапок налилось, а ведь подошва толстая, сантиметра два. Маша нагнулась и ощупала низ двери. В щель едва пролезал мизинец. Школьная задачка про бассейн с двумя трубами: из одной наливается, в другую вытекает… «Ох, как бы не утонуть. И не свариться», — подумала она, потому что вода в тапке становилась все теплее.

В темноте хлюпнул Петька. Плачет?

— Ты что?

— Маму с папой жалко. Сколько они натерпелись из-за Витьки! То соседи жалуются, то директор школы звонит… Думали, теперь все: в колледж поступил, человеком станет.

— Какой колледж? У него же ПТУ.

— ПТК, — поправил Петька, — называется «профессионально-технический колледж для младшего плавсостава».

Вода уже дошла Маше до щиколоток.

— Может, на трубе кран есть? — спросила она.

— Нет, общие краны на кухне… Маш, я, наверное, из дома убегу. Прикинь, отец не велел мне брать лодку, а я взял, — начал перечислять свои грехи Петька. — За одно за это уже полагается клизма со скипидаром и патефонными иголками. А я еще лодку пробил, Самосвала утопил, наводнение устроил. Тебя в гости привел.

— А я-то здесь при чем? — удивилась Маша.

— Вообще ты ни при чем, — объяснил Петька, — но чисто конкретно, если бы ты не разбила банку, то ничего бы не было. Ни потопа — ничего. Витька бы отдал банку кому надо и поехал на свой буксир.

— Значит, я виновата, что он вор?! — разозлилась Маша.

— Да нет. Я ж говорю: ВООБЩЕ не виновата, а ЧИСТО КОНКРЕТНО получается, что виновата.

Горячая вода прогрела пол и не остывала, как раньше. Ванная комната наполнилась паром. Ноги сильно пекло, и Маша запрыгнула на край ванны. Надо было что-то делать, а Петька втягивал ее в пустой спор.

— Если так разбираться, то все равно ты виноват. Ты просил борщ, а борща без помидоров и чеснока не бывает. Вот я и открыла банку.

— А разбивать ее тоже я просил? — вяло отозвался Петька.

— Так ведь братец твой ка-ак заорет под руку, вот она и выскользнула.

А вода все прибывала. Петька сообразил вытащить пробку из ванны, и оттуда-то вода ушла в сточную трубу. Получилась картина сумасшедшего художника. Ванная комната, полная воды, и в ней единственное почти сухое место: ванна. Там среди недомытой посуды сидят двое и спорят на тему «Если бы да кабы». И все это в темноте.

«Обняться бы, как в «Титанике», — подумала Маша, — и чтобы издалека тихо доносилась песня Селин Дион…» Но рядом не Леонардо ди Каприо, а рыжий Петька Соловьев.