Мальчишки звали его «Радио «Максимум». Маша встретилась с ним глазами и пошла в класс; захочет поговорить — догонит.
Максим пришел за две минуты до звонка и сел к ней спиной:
— Ну?
«Баранки гну!» — хотелось огрызнуться Маше, но начинать со ссоры было нельзя, и она спросила:
— У вас есть пейнтбольная команда?
— Какая? — растерялся Максим. Он, конечно, ждал, что Маша спросит о Кэтрин Курицыной.
— Пейнтбольная. Знаешь, такая военная игра — пейнтбол? Когда все бегают и стреляются шариками с краской.
— Видел по телику. Нет… В классе нет, а в школе — не знаю, — уточнил Максим. — Я же сюда пришел всего за три недели до тебя, первого сентября.
— А раньше где учился? — спросила Маша, чтобы разговорить Максима. Как любит повторять Дед, людям больше нравится рассказывать о себе, чем слушать о других.
— В Англии, там папа работает. А маме пришлось из-за меня вернуться в Москву. Русская школа у нас была только до пятого класса, а в английской я не тянул: мне язык плохо давался.
— Как же ты до восьмого дошел? — спросила Маша. Максим повернулся к ней лицом. Ледок был сломан!
— Так и дошел. И там все понимал с серединки на половинку, и здесь… Отстал я сильно, — пожаловался он.
— Хочешь, помогу?
— Нет! — отрезал Максим.
Что ж, Маша прекрасно его поняла. Класс не принимает Укропку, и Максим боится идти против всех.
— Спасибо, что хоть поговорил, — сказала она. Максим смотрел в парту.
— Хочешь совет? Не кати баллон на Президентшу, и все будет в порядке.
— А это еще кто?
— Курицына. Она родилась в Америке и по Конституции США может стать их президентом, — сказал Максим. — Не станет, конечно, хотя выпендривается за троих президентов.
— А у вас много таких — из Англии, из Америки? — спросила Маша.
— Человек шесть-семь. Здесь же рядом дома дипломатов, — объяснил Максим.
Похоже, он говорил про двор Сергейчика. Ведь разведчики и дипломаты — часто одни и те же люди. Тот же Сергейчик рассказывал, что в Америке жил как дипломат.
Зазвенел звонок.
— Учти: у девчонок самое сильное лобби — Президентшино, а у ребят — Бомбера. Это Ильюшин, который тебя Морквополем дразнил, — торопливо договорил Максим.
Красивое словечко «лобби» было незнакомым, но в общем понятным: тусовка.
В класс уже входили ребята, и Максим отвернулся от Укропки.
«Хорошо же! — разозлилась Маша. — Думаете, что вы меня не принимаете? Нет, это я вас не принимаю!» Один раз она уже умыла москвичей, и умоет еще. Пускай дразнятся. Она станет лучше всех, вот и все. Тогда девочки сами будут предлагать ей дружбу, а мальчишки — мечтать, чтобы она разрешила им понести сумку. И первым к ней приползет это ничтожество Максим!
Вторым уроком была алгебра. Маша вызвалась к доске решать пример. Кэтрин Курицына фыркала за спиной. Задавлю, подумала Маша.
Последнюю неделю она просидела в гостинице над учебниками. Мама с Дедом не могли записать ее в школу, пока не узнали, где им дадут квартиру. При этом они в два голоса твердили, что в Москве учат лучше и спрашивают строже. То ли с перепугу, то ли из-за того, что в гостинице нечем было заняться, кроме уроков, Маша обогнала класс.
Пример был знакомый: в задачнике такой же, только с «икс» и «игрек» вместо «a» и «b». Поставив последнюю точку, она торжествующе посмотрела на Кэтрин Курицыну. |