Изменить размер шрифта - +
Вертолет ведь не зря летал. Во-вторых, Баклажан просит учесть, что он один из всех вас может немедленно и беспрепятственно убраться отсюда. Так вот, если ты, Черный, лично не согласишься, то он рванет в Москву и, пока ты будешь здесь разбираться с Али-Бабаем, дочкам твоим руки-ноги повыдергивает...

– Не найдет он их! – воскликнул я, холодея.

– У покойного Полковника знаешь, где друзья работают? Баклажану-то их телефончики известны.

– Но в этом случае он не получит алмаза с мухой!

– Получит, – сказала Синичкина, глядя в сторону. – Я Полковнику рассказала, под какой яблоней он лежит... А он, естественно, рассказал Баклажану.

– Ты... ты... – задохнулся я от злости.

– Я, я... – передразнила Синичкина. – Помнишь, Баклажан тебя пугал? Что Полковник меня пытает? Вот тогда я ему и рассказала.

– Он тебя и в самом деле пытал?

– Нет, конечно! – хмыкнула Синичкина. – Пытки – это для дураков, умные люди с фантазией всегда на словах договорятся.

– Ну, ты и шту-у-чка! Я тебя Чубайсу продам! Хотя нет, на первый раз помилую. И знаешь из-за чего? Помнишь, когда мы ночевали на даче, я утром к тебе поднялся? Ты еще вполне резонно подумала, что я сексуальные фантазии реализовывать явился?

– Ты... ты... – в свою очередь задохнулась от негодования Синичкина. – Ты их перепрятал?

– Ага. И не на даче, а в соседнем лесу. Фиг найдешь без саперной роты, драги и пяти лет непрерывной трехсменной работы.

– Ты... Ты... все испортил! Ненавижу тебя!

– Ну, ладно, киска, ладно, я пошутил! – решил я солгать во спасение душевного климата. – На месте алмаз, на месте. Под той самой яблоней. Ты забыла, как я надрался в тот вечер? Подумай, мог я ночью с дикой головной болью – я ведь даже похмелиться ни грамма не оставил – идти в лес?

Синичкина посмотрела мне в глаза испытывающим взглядом. Я сделал лицо простодушным и сказал проникновенно:

– Я все это придумал, дабы ты поняла, что такого мужчину, как я лучше держать при себе, а лучше в постели.

Синичкина хотела отпарировать, но Валерка прекратил прения.

– Кончайте свои семейные сцены! – сказал он, морщась. – Ну, что, Черный, соглашаешься ты на бои с выбыванием?

– А ты? – спросил я, вглядываясь в не выражающие ничего глаза Веретенникова. – Ты согласен? Твоих детей он убить не обещал?

– Мы с ним заключили джентльменское соглашение: если я останусь в живых, то стану Верховным жрецом Хрупкой вечности.

– Субгениально! И после этого истинно джентльменского соглашения он тебя раздел донага...

– Нет, это я сам разделся! Чтобы Али-Бабай видел, что я не вооружен, – гордо сказал посланец Баклажана.

– А ты вообще хорошо себя чувствуешь? Я имею в виду самочувствие головы? – спросил я, бросив торжествующий взгляд на Сашку Кучкина (он ведь утверждал, что это Баклажан Валерку раздел).

– Прекрасно! – широко улыбнулся Веретенников. – Как рота олимпийских чемпионов!

– А я вот в твоем головном здоровье почему-то сомневаюсь и потому хочу конкретизировать свой вопрос: ты и в самом деле собираешься стать жрецом Хрупкой Вечности?

– Знаешь, когда у тебя на даче, в Виноградово, я первый раз взял в руки розовый алмаз, он совсем не произвел на меня впечатления, ну, может быть, испугал немного своей мухой, озадачил.

А здесь, в забое, в свету фонаря я увидел первый наш добытый камень, увидел, после всего того, что со мной случилось, и понял что-то важное, вернее, начал понимать смысл этого великого чуда природы.

Быстрый переход