– Я пробовала. Эти восемь совершенно индифферентными оказались. Я со зла их чуть было не выбросила.

– Тогда сложи из тринадцати. Может быть, они уже отдохнули.

– Давай, попробуем, – согласилась Анастасия (сама прелесть, я глаз отвести не мог) и, достав алмазы, стала укладывать их друг на друга. Но после того как тринадцатый алмаз был установлен, куб вспыхнул изнутри всего лишь на долю секунды.

– Не зарядились, – констатировал я.

– Да, и бог его знает, чем они заряжаются. Может – светом, может – теплом.

– А может быть, злом, – усмехнулся я, вспомнив, как Баклажан говорил, что розовые алмазы отсасывают зло из человека.

Мое неожиданное предположение заставило нас обоих задуматься.

Я вспомнил крест, на который молилась Синичкина в разведочной канаве: "Семь алмазов по горизонтали, семь по вертикали, всего тринадцать, чертова дюжина. Крест из чертовой дюжины, крест, который помогает проникать в будущее. В будущее, которого нет. Вот дурак, о чем я думаю! Там бомба может каждую минуту взорваться, если, конечно, она существует, а я тут схоластикой занимаюсь. Бежать надо. В Москву или к вертолету. Дадут несколько лет за "захват" вертолета, а как в тюрьму посадят – Сережка выкупит. А эта баба убьет, не моргнув глазом. А ведь какая нежная мордашка, какие чистые глаза... Нет, надо бежать, вот только пусть расскажет, кто она такая... Бегать я умею, а стрелять вниз сноровка есть не у каждого".

* * *

А Синичкина думала о Чернове. О том, что он никак не умирает. "Значит, это кому-нибудь надо, – улыбнулась она. – Значит, это надо мне. Трубка с алмазами завалена. Но остается эта дурацкая бомба на Поварской... Если этот алмазный куб имеет такую силу, все меняется, это не на четырех алмазах упражняться. Все кардинально меняется и поэтому надо уничтожить все следы. Чернов, приехав в Москву, на Лубянку побежит и расскажет обо всем, в том числе и обо мне. Надо его устранить. Отдамся ему сейчас, а как кончать начнет – пристрелю. Классная смерть, как говорил Кучкин. Но потом ведь придется идти на Поварскую. С бомбой надо кончать, взорвется еще, когда в Москве проездом буду. Или не взорвется, а секта раскроется. Без Баклажана и Полковника без сомнения раскроется. Раскроется и начнется! ФСБ весь клубок развяжет, они там веников не вяжут, если захотят. Сома Никитина идентифицируют, Сергея Кивелиди; на меня потом выйдут... А что если одним ударом все уничтожить? И бомбу, и жрецов, и Чернова. А что? Простенько и со вкусом. Черт с ней, с этой Москвой, уеду куда-нибудь – сейчас все уезжают – в Австралию, например... Буду там практиковать. Радиоактивное облако туда не дотянет...

И, закусив губу, Анастасия в деталях обдумала операцию по уничтожению плутониевой бомбы и ее жрецов руками Чернова. Продумав все, уступила его просьбе ("последнее желание все-таки" – решила) и принялась рассказывать, кто она такая и откуда взялась.

3. Арну находит слезы бога Гор. – Неволя, побои и имя на "а". – Ансельма гадала Бисмарку. – Антракт с солдатами, белыми, как бельма, глазами и контрольной гранатой.

– Началось это давным-давно, – посмотревшись в зеркальце, начала говорить Анастасия. – Давным-давно в четвертом тысячелетии до нашей эры одна знахарка-арийка собирала в Шахмансае золотой корень и, выдернув очередной, обнаружила в образовавшейся ямке большой прозрачный розовый камешек. Покопавшись рядом с ним, присоединила к нему еще три. Можешь, дорогой, представить себе восторг, охвативший женщину после того, как взор ее растворился во всех четырех алмазах? Алмазах, дико игравших полуденным светом? Но потом она испугалась и сделала попытку выбросить камни, но у нее не получилось – рука не послушалась разума.