– Дык через неделю презентация в трех столицах... Стоит ли пороть горячку в такое ответственное время, – попытался урезонить его Баламут. – Облажаемся ведь под фанфары.

– Я переношу презентацию на 31-е декабря, – чванливо ответил Веретенников. – О начале новой эпохи граждане планеты узнают из новогодних поздравлений своих президентов.

– Здорово придумано, – похвалил его Чернов. – Мы до этого не додумались.

– Вы до много не додумались, – сказал Веретенников и, допив джин-тоник, приказал:

– Ведите меня в храм. Я хочу видеть бомбу.

– Никуда мы не пойдем, – покачал головой Баламут. – Мы еще ничего не решили.

– Да, не решили, – виновато улыбаясь, согласился с ним Бельмондо.

– Ясно одно: нас слишком много, – вперился Чернов в выцветшие глаза Валерия. Вперился, вспомнив недавние события, в которых тоже было слишком много лишних.

Веретенников прочитал мысли бывшего друга.

– Ты предлагаешь дуэль? – проговорил он. Предвкушение матча-реванша с Черным заставило его сердце биться чаще.

– Боливар не вынесет четверых, – улыбнулся Чернов.

– Я по очереди против вас всех?

– Нет, господин д`Артаньян, – покачал головой Бельмондо. – Мы не способны так безответственно относится к кадрам. – В живых должны остаться трое.

– Значит, один из вас по жребию... – задумчиво закивал Веретенников. – Что ж, я согласен.

– Но прежде мы должны поклясться, – сказал Баламут, вонзившись глазами в Бельмондо, – что оставшиеся трое будут во веки веков верными друзьями и соратниками. Невзирая ни на что.

– Если он убьет тебя, то я не смогу быть ему ни другом, ни соратником, – ответил Бельмондо простодушно.

– Я об этом не подумал, – проговорил Черный, нервно забив ступней по асфальту. – Значит, дуэль отменяется...

– Почему отменяется? – удивился Баламут. – Ты мне тень на плетень не наводи. Ты что, декадент надушенный, травиться предлагаешь? Три капсулы с аскорбинкой, а четвертая с цианистым калием?

– Да, – кисло улыбнулся Чернов. – Примерно так.

– Ты меня, Женя, извини, но ты опять не додумал, – вздохнул Бельмондо. – Ты не додумал, что драться с этим придурком можешь только ты.

Баламут понял, что имел в виду Борис. Но, тем не менее, спросил дрогнувшим голосом:

– Почему это?

– Никто, кроме меня не сможет к 10-му ноября ввести в действие нью-йоркский Храм, – грустно посмотрел Бельмондо на друга. – И никто кроме тебя – токийский. Так что воевать с этим кадром должен Черный.

Сказав это он, бросился на сидящего рядом Веретенникова. Тот успел выстрелить.

7. Реанимашки каждый час. – Хочет выбросить меня в окно? – Терминатор или даже Бог. – Представляешь, меня прихватили! – Пора, мой друг, пора! Где там твоя железка?

Пуля попала Баламуту в лоб. Он был еще жив, когда за ним приехала реанимашка – это было видно по торопливо-озабоченным движениям окруживших его врачей. За эвакуацией друга на небеса мы с Бельмондо наблюдали с переднего сидения "Мерседеса" с тонированными стеклами.

"Мерседес" стоял в безлюдном темном переулке метрах в тридцати от злополучной забегаловки. Загнал нас в первую попавшуюся машину Веретенников; с того времени его спокойный пистолет упирался в спинку кресла, в котором я сидел.