– Пару часов назад ее чабаны реквизировали, поздравляю. Ну а с алмазами как? Нашли что-нибудь?

– Да нет, куда там, – вздохнул Сашка. – Мы ведь всего часа три по рассечкам лазали.

Кучкин еще что-то хотел сказать, но его остановил выступивший вперед Баклажан.

– А другого выхода из штольни нет? – спросил он, стараясь смотреть на меня по-товарищески. Видимо, на этот вопрос его подвигнула мысль, что мой явно не трагический вид обусловлен наличием в одном из моих карманов ключика от тайной калитки, через которую можно беспрепятственно смыться на задний двор.

– Нет, гражданин подследственный, – покачал я головой. – Запасные выходы на разведочных штольнях, как правило, не предусматриваются. И поэтому господа авантюристы, нам остается рассчитывать только лишь на чудо. А чудес, как вы уже, наверное, поняли, на этой штольне выше крыши. И это меня обнадеживает.

В камере воцарилась тягучая тишина.

Синичкина думала об алмазах: "Стоит их найти и все образуется".

Кучкин вспоминал маму и парализованного отца.

Али-Бабай рассматривал Синичкину.

Баклажан с Полковником, прикидывали, как покинуть подземную темницу.

Веретенников чувствовал дыханье своей Смерти, неожиданно возникшей во мраке в одном из дальних уголков подземелья. "Каждый день, нет, каждый час, нет, каждую секунду, она будет приближаться ко мне на шаг", – думал он, представив себе нечто бестелесное, бесформенное и заразительно безжизненное, неумолимо надвигающееся на него и только на него.

Увидев, как побледнел Веретенников, Баклажан подтолкнул его плечом. Это побудительное движение отвлекло Валеру от панических мыслей, и он сказал то, что хотел озвучить бандит:

– Может все-таки выпустишь нас?

– Тебя и Сашку выпустим, – подумав, ответил я. – А остальные пусть пока посидят. Потом решим, что с ними делать.

Валерий виновато посмотрел на упомянутые мною личности, и те ушли вглубь тюремной рассечки. Баклажан свой уход предварил ни к кому не обращенными, но весьма проникновенными словами "Твою мать!"

Проводив их глазами, я обернулся к Али-Бабаю, указал рукой на Веретенникова с Кучкиным и приказал:

– Let them out!

Подземный араб недовольно замотал головой, но после моего решительного "Now!!!" нехотя подошел к своему КПЗ, вынул из кармана замысловатый ключ и открыл дверь.

* * *

...Перед тем, как направиться в ставку Али-Бабая, я решил посмотреть, насколько быстро скапливается вода перед завалом. Первым к подземному озеру подошли мы с Синичкиной. И увидели, что влага в смертельной своей ипостаси сантиметр за сантиметром подбирается к нашим ногам.

– Дней через пять, максимум через неделю, мы, скорее всего, задохнемся у забоя первого штрека... – проговорил я, наблюдая как медленно, но верно превращаюсь в остров.

– Почему именно там? – спросил Веретенников упавшим голосом.

– Забой этого штрека дальше других отстоит от устья и потому расположен гипсометрически выше других участков штольни, – ответил я. – Воздушная пробка там будет самая объемная...

– Всем в ней издыхать нет смысла, и потому прямо сегодня предлагаю разыграть эти самые воздушные пробки, – преложил Кучкин вполне серьезно. – Штреков и квершлагов тут полно, каждому достанется по отдельной...

– Могиле... – добавил Валерий, мрачнея все больше и больше...

– Неужели ничего нельзя сделать? – обернувшись ко мне, растерянно спросила Синичкина.

– Нет... Даже верить не во что, – вздохнул я и обратился к Али-Бабаю по-русски:

– Что, финиш, папаша?

– Иншалла! – взметнул руки к кровле Али-Бабай.