|
А ведь в церкви Сан Пьетро ин Монторио я писал масляными красками. Микеланджело смерил взглядом венецианца от лысой макушки до жирного чрева – тот явно трусил. – И ты считаешь, твой опыт дает тебе право расписать кусок моей стены? – Я хотел лишь помочь… – …написать «Страшный Суд»? – в голосе Микеланджело все явственнее звучала ярость. – Раз ты умеешь работать только маслом, значит, ты приготовил стену для себя, чтобы писать вместе со мной! Что ты тут наделал еще? – Еще… еще… я поговорил с папой Павлом. Ему ведь известно, что я из вашей боттеги. Вы упрекали меня, что я ничего не делаю. А здесь у вас такая возможность… – Выгнать тебя вон! – вскричал Микеланджело. – Пусть бы вся эта штукатурка обрушилась на твою неблагодарную голову! Себастьяно поспешно скрылся, но Микеланджело понимал, что потребуется не один день и даже не одна неделя, прежде чем удастся ободрать и очистить стену. Затем надо будет дать стене подсохнуть и только потом покрывать ее заново, уже действительно под фреску. Свежая штукатурка тоже должна сохнуть – на это уйдет еще какое то дополнительное время. Себастьяно похитил у него целый рабочий месяц, а может, даже два или три! Трудолюбивый и ловкий Урбино все же привел стену в порядок, а вот восстановить мир с Антонио Сангалло, взбешенным указом папы о новом архитекторе, Микеланджело не удалось до конца своих дней. Антонио да Сангалло было теперь пятьдесят два года, худощавое свое лицо он оснастил точно такими же по восточному пышными усами, какие носил его покойный дядя Джулиано. Он был учеником Браманте, когда тот строил собор Святого Петра, а после кончины этого зодчего состоял помощником у Рафаэля. Он входил в ту клику Браманте – Рафаэля, которая бранила плафон Систины и нападала на Микеланджело. Но вот умер Рафаэль, и Сангалло занял пост архитектора собора Святого Петра и архитектора Рима, лишь некоторое время делясь своей властью с сиенцем Балдассаре Перуцци, которого ему в качестве равноправного коллеги навязал папа Лев. За те пятнадцать лет, что Микеланджело работал в Карраре и во Флоренции, никто ни разу не отважился бросить вызов авторитету и могуществу Сангалло. Нынешнее послание папы с назначением Микеланджело привело его в неистовый гнев. Томмазо первый предупредил своего учителя, что разъяренный Сангалло все больше выходит из себя. – Он рвет и мечет не столько из за того, что вас официально назначили скульптурой и живописцем Ватикана. Этот шаг папы он просто высмеивает как проявление дурного вкуса. Но вот то, что вы стали теперь и официальным архитектором, – это его бесит до безумия. – Я не просил папу вписывать этот пункт в послание. – Сангалло вам в этом не убедить. Он уверяет, что вы хотите отнять у него собор Святого Петра. – Что он называет собором? Те фундаменты и пилоны, которые он громоздит вот уже пятнадцать лет? В тот же вечер, уже запоздно, Сангалло пришел к Микеланджело сам – архитектора сопровождали двое его учеников, освещавших ему фонарями дорогу через форум Траяна. Микеланджело впустил всех их в дом и пытался умиротворить Сангалло, напомнив ему о прежних днях, когда они встречались под кровом его дяди во Флоренции. Но Сангалло был неумолим. – Мне надо было явиться сюда в тот самый день, как я узнал, что ты поносишь меня перед папой Павлом. Ведь это та же злобная клевета, которую ты пускал в ход и против Браманте. – Я говорил папе Юлию, что бетон у Браманте скверный и что пилоны треснут. Рафаэль потратил целые годы, чтобы их укрепить и отремонтировать. Разве это неправда? – Ты рассчитываешь, что тебе удастся восстановить против меня папу Павла. |
