|
И пусть слова прошения суровы, Я говорю: сними с меня оковы, Позволь опять свободу обрести. Он был полон недоумений. Почему Виттория описывала свою любовь как темницу и иго? Почему она стремится обрести свободу от любви, которой отдала всю жизнь? Ему надо было дознаться правды, ибо теперь он ясно чувствовал, что любит Витторию, любит с того ослепительного мига, когда впервые взглянул на нее в саду монастыря Святого Сильвестра. – Есть возможность получить кое какие сведения, – уверял его изобретательный и неутомимый Лео Бальони. – Надо пощупать живущих в Риме неаполитанцев, особенно тех, кто был в сражениях вместе с маркизом. Дай мне время, я присмотрюсь, на кого из них можно положиться. Чтобы разузнать, что требовалось, Лео потратил пять дней; в мастерскую к Микеланджело он явился уже совершенно разбитым от усталости. – Факты посыпались на меня дождем, как будто где то на небесах вытащили пробку. Но что меня удручает, Микеланджело, хотя я и стал циничен в преклонных летах, – это обилие легенд, выдаваемых за истину. – Урбино, будь добр, принеси синьору Бальони бутылку нашего лучшего вина. – Во первых, у них был совсем не такой идиллический любовный роман, о каком тебе прожужжали уши. Маркиз никогда не любил своей жены, он бежал от нее через несколько дней после свадьбы. Во вторых, у него всегда были любовницы на всем пути от Неаполя до Милана. В третьих, под любым предлогом, на выдумку которых так способны изобретательные мужья, он избегал заезжать со своей женой в тот город, где бывал раньше. В четвертых, этот благородный маркиз пошел на одно из самых подлых в истории, двойных предательств: он изменил как императору, так и своим сообщникам по заговору. Есть слух, что он умер не на поле боя, а далеко от него, – просто был отравлен. – Я знал это! – вскричал Микеланджело. – Лео, ты сделал меня в эту минуту самым счастливым человеком! – Позвольте усомниться в этом. – Черт побери, что ты хочешь сказать? – Знание истины скорей отягчит твою жизнь, а не облегчит. Я думаю о том времени, когда Виттория Колонна поймет, что ты знаешь правду про ее замужество… – Неужели ты считаешь меня таким кретином? – Влюбленный человек может пустить в ход любое оружие. А когда он домогается женщины… – Домогается! Мне хотя бы побыть с нею час наедине. Он рисовал, сидя за своим длинным столом, заваленным стопами бумаги, перьями, углями, открытой на описании Харона книгой Дантового Ада, и появление слуги Виттории Фоао было для него полной неожиданностью. Маркиза приглашала Микеланджело на завтрашний вечер в сады дворца Колонны, на том холме, что возвышался над его домом. Поскольку она звала его в свой родовой особняк, а не в монастырский сад или часовню, он думал, что они, может быть, окажутся наедине друг с другом. Он мучился в лихорадке ожидания и крутил огрызок пера: О, как постигнуть меру красоты, Когда ты очарован красотою! Она ль так совершенна? Иль порою В тебе самом живут ее черты? Сады Колонны занимали значительную часть склона горы Кавалло, темную зелень которой было видно из окон мастерской Микеланджело. Слуга провел его по тропе, с обеих сторон обсаженной густыми кустами цветущего жасмина. Еще издали Микеланджело услышал звуки оживленного и многоголосого говора и был жестоко этим разочарован. Перед ним открылся под сенью густых деревьев летний павильон, рядом был пруд, усеянный водяными лилиями, и искусственный водопад, насыщавший воздух свежестью и прохладой. Виттория встретила его на пороге павильона. |
