Величественное спокойствие снизошло на лик Виттории: все ее земные тревоги, и страдания уже миновали.
Донна Филиппа, настоятельница монастыря Святой Анны у Канатчиков, приглушенным голосом велела внести гроб. Гроб был вымазан смолой.
– Что это значит? – вскричал Микеланджело. – К чему смола? Маркиза умерла не от заразной болезни.
– Синьор, мы страшимся преследований, – вполголоса сказала настоятельница. – Нам надо увезти маркизу отсюда в монастырь и похоронить ее там,
пока враги не потребовали ее тело.
Микеланджело хотелось наклониться и поцеловать Витторию в лоб. Но он помнил, что она позволяла ему, целовать только руку, и это удержало его.
Когда он вернулся домой, у него болел и ныл каждый сустав, каждая косточка, череп давило и плющило словно обручами. Он присел к столу и начал
писать:
Огонь угас, но в этой плоти бренной
Он с прежней ненасытностью горит,
Меня опустошает и палит
И в пепел превращает постепенно.
Виттория в своем завещании просила, чтобы настоятельница позаботилась о ее могиле. Кардинал Караффа запретил похороны. Почти три недели гроб
одиноко стоял в углу монастырской часовни. Наконец Микеланджело дали знать, что Витторию похоронили в стене часовни, однако, придя туда, он не
нашел никакого признака могилы. Когда он заговорил об этом с настоятельницей, та стала пугливо озираться.
– Маркизу отвезли в Неаполь. Ее похоронили в Сан Доменико Маджоре, рядом с мужем.
Микеланджело устало поплелся домой, словно испив горчайшего яду. Маркиз, который бежал и сторонился жены до самой своей смерти, будет теперь
вечно лежать рядом с нею. А он, Микеланджело, нашел в Виттории любовь, которая могла увенчать его жизнь, – и все же ему отказали в этой любви,
не дали ее добиться.
4
Заказы шли к нему беспрерывно. Он был истинным мастером в глазах всего мира. Папа Павел возложил на него, еще одну задачу – построить крепостные
сооружения, создающие большую безопасность города Льва Четвертого; он поручил ему также выпрямить обелиск Калигулы на площади Святого Петра.
Герцог Козимо уговаривал его возвратиться во Флоренцию и высекать изваяния для родного города. Король Франции внес на имя Микеланджело деньги в
римской банк на тот случай, если он пожелает ваять или писать для него. Турецкий султан звал его в Константинополь, предлагая выслать эскорт для
сопровождения. Где бы ни задумывалось крупное произведение искусства – «Матерь Божья Утоли Моя Печали» для короля Португалии, надгробие для
одного из отпрысков Медичи в Милане, герцогский дворец во Флоренции – к Микеланджело обращались за советом, обсуждали с ним намеченный проект и
имена художников, которые могли бы исполнить работу.
Лучшие часы рабочего дня он проводил в Паулине – писал искаженные ужасом лица женщин, смотревших на распятого Петра, писал пожилого бородатого
воина, сокрушенного тем, что он должен принимать участие в казни. Устав от работы кистями, Микеланджело шел домой и, взявшись за молоток и
резец, с радостным чувством свободы предавался своей страсти – ваянию. Только работа по мрамору пробуждала в нем ощущение собственной весомости,
трехмерности. Он был очень огорчен неудачей с «Лией» и «Рахилью», стыдился оставить после себя эти непервоклассные работы, и он со страхом
думал, что для такого тяжелого и мужественного искусства – ваять по мрамору – он уже стал слишком старым. И все же резец его пел, с каждым
нажимом «Пошел!» глубоко вгрызаясь в сияющий камень. Микеланджело высекал тело поникшего, мертвого Христа и склонившегося над ним Никодима – с
такой же, как у него, Микеланджело, белой бородой, с такими же запавшими глазами и приплюснутым носом: голову Никодима покрывал шлык, рот у него
казался нежным, чувствительным. |