В какую то минуту, Юлий Третий призвал всех к молчанию. Гости утихли.
– Микеланджело, – загудел папа своим грубым низким голосом. – Я не обременял тебя никакими просьбами о работе из уважения к твоему почтенному
возрасту.
– У нас с вами, ваше святейшество, ничтожная разница в возрасте – двенадцать лет, – с насмешливым смирением ответил Микеланджело. – А поскольку
мы все хорошо знаем, что вы не пожалеете сил, чтобы придать блеск своему понтификату, я не смею просить себе льгот и скидок на возраст.
Этот саркастический ответ Юлию, видимо, понравился.
– Дорогой маэстро, мы ценим тебя так высоко, что я охотно отдал бы несколько лет своей жизни, если этим можно было бы продлить твою жизнь.
Микеланджело посмотрел на то, как папа расправлялся с жареным гусем, занимавшим огромное блюдо, и подумал: «Мы, тосканцы, всегда были
воздержанны в еде, потому то мы и долговечны». Вслух он сказал:
– Я тронут вашими словами, но, учитывая интересы всего христианского мира, я не могу допустить, чтобы вы шли на такую жертву.
– Тогда, сын мой, если господь судил мне пережить тебя, как это диктует естественный порядок вещей, я велю набальзамировать твое тело и положу
его во дворец – пусть оно хранится, пока будут жить твои произведения.
Аппетит у Микеланджело сразу пропал. Он только и думал теперь, под каким бы предлогом ему улизнуть из за стола. Но отделаться от папы было не
так то просто.
– Мне все же хотелось бы, Микеланджело, чтобы ты исполнил кое какие работы для меня: новую лестницу и фонтан в Бельведере, фасад дворца в Сан
Рокко, надгробие моему дяде и дедушке…
И ни слова о соборе Святого Петра.
Папа повел гостей в виноградник – послушать музыку и посмотреть представление. Микеланджело незаметно скрылся. Ведь все, чего он хотел добиться
от папы, – это подтверждения своих прав как архитектора собора.
Папа долго мешкал, откладывая свое решение со дня на день. Видя это, Микеланджело стал скрывать свои чертежи и планы, снабжая подрядчиков только
теми сведениями, которые были необходимы на ближайшие дни. У него всегда была привычка держать свои замыслы в тайне, пока работа не завершена.
Теперь для такой скрытности были веские причины, но эта скрытность навлекла на Микеланджело и беду.
Часть отстраненных Микеланджело подрядчиков во главе с красноречивым Баччио Биджио обратились с жалобой к кардиналу Червини: тому был поручен
надзор за счетными книгами строительства. Кардинал подал по этому делу специальное письмо папе. Микеланджело срочно вызвали на виллу Юлия.
– Ты не побоишься встретиться со своими противниками лицом к лицу? – спросил Юлий.
– Нет, ваше святейшество, только я прошу, чтобы встреча была назначена прямо на стройке.
На площадке, где должна была вырасти новая часовня Королей Франции, собралась целая толпа. Атаку открыл Баччио Биджио.
– Буонарроти снес прекрасный храм, а сам построить такого не может!
– Давайте обсуждать то, что у нас перед глазами, – миролюбиво поправил его папа.
– Святой отец! – воскликнул кто то из присутствующих. – Тут тратятся огромные деньги, и никто не объясняет, на что они идут. Нам совершенно
неизвестно, как в конце концов будет выглядеть собор.
– За это отвечает архитектор, – вмешался Микеланджело.
– Ваше святейшество, Буонарроти разговаривает с нами так, будто мы на стройке посторонние люди. Будто мы здесь совсем и не нужны!
Папа еле удержался, чтобы не выпалить уже готовую остроту. Кардинал Червини, дрожа, вскинул руки и показал на возводившиеся своды.
– Ваше святейшество, посмотрите сами. |