Проехав мили две, он опять увидел иноходца. Пустив шагом свою лошадь, он подъехал к лошадям так близко, что табун испугался и ускакал к югу. Но Джо поскакал наперерез и через час снова встретил табун. Он незаметно приблизился к лошадям, и опять повторилось то же самое: новая тревога и бегство. Так прошел весь день.

Мустанги описывали круги, постепенно двигаясь к югу, и, когда солнце уже спустилось к горизонту, они находились — на это и рассчитывал Джо — опять вблизи реки Аламозо Арройо. Мустанги снова были у него под рукой, и Джо, спугнув их еще раз, вернулся к фургону. Его товарищ, отдыхавший до тех пор, продолжал погоню на свежей лошади.

После ужина фургон двинулся к верхнему броду на Аламозо, как было условлено раньше, и там Джо расположился на ночлег.

Между тем Чарли следовал за табуном. Дикие лошади не убегали так стремительно, как вначале, потому что их преследователь не подавал виду, что хочет напасть на них, и они мало-помалу стали привыкать к его присутствию. Их легче было найти с наступлением сумерек, так как в табуне была одна кобыла светлее других, выделявшаяся в темноте. Молодой месяц тоже помогал преследовать табун, и Чарли, полагаясь на чутье своей лошади, предоставил ей выбирать дорогу и спокойно скакать за табуном, среди которого виднелась, точно призрак, светлая кобыла. Наконец все потонуло в ночной темноте. Тогда он слез с лошади, расседлал ее и оставил пастись, а сам, завернувшись в одеяло, быстро заснул.

При первых же лучах зари Чарли был уже на ногах и с помощью светлой кобылы скоро нашел табун, проехав не более полумили. Увидев его, иноходец громко заржал, и табун обратился в бегство.

Но на первом же пригорке лошади остановились, чтобы посмотреть, кто это так упорно их преследует. Через минуту мустанг, решив, вероятно, что он узнал уже все, что ему нужно, распустил гриву по ветру и двинулся вперед своей неутомимой, ровной иноходью, словно черный метеор, увлекая за собой весь табун.

Лошади повернули к западу, и после нескольких повторений той же самой игры — бегства, погони, встречи и снова бегства — они достигли около полудня старой сторожевой вышки индейцев. Там их подстерегал Джо. Длинная, тонкая струйка дыма дала знать Чарли, что его ждут, и Чарли тотчас же дал ответный сигнал при помощи своего карманного зеркальца, отражавшего солнечные лучи. Джо вскочил на свежую лошадь и пустился в погоню, а Чарли сел поесть и отдохнуть.

Весь следующий день Джо гнал мустангов, стараясь удерживать их на окружности большого круга, по хорде которого двигался фургон. Перед заходом солнца он подъехал к переправе, где уже ждал его Чарли со свежей лошадью и пищей. Джо продолжал погоню весь вечер и даже часть ночи. Дикий табун, по-видимому, немного уже начал привыкать к присутствию безвредных незнакомцев. Кроме того, сказывалось и утомление. Табун уже не находился более в степях с хорошей, сочной травой, а лошади преследователей получали овес. Давало себя чувствовать также и постоянное нервное напряжение. Оно лишало диких лошадей аппетита, но усиливало жажду. Преследователи давали лошадям возможность пить много и часто. Напившейся лошади трудно бежать: ноги у нее становятся точно деревянные и дыхание затрудняется. Джо поэтому почти не поил свою лошадь. И он и его конь были вполне свежи, когда наконец остановились на ночлег.

На рассвете Джо легко отыскал мустангов. Они вначале пустились бежать, но скоро пошли шагом. Сражение, по-видимому, было уже почти выиграно, так как главная трудность такого преследования заключается в том, чтобы не терять из виду мустангов первые два-три дня, пока они еще не утомлены.

Все это утро Джо не упускал из виду табун и почти постоянно находился вблизи от него. Около десяти часов утра Чарли сменил его у горы Хозе. В этот день мустанги ушли от него вперед всего на четверть мили и передвигались уже далеко не с такой легкостью, как раньше.