В бассейне стоял характерный запах хлорки. Водная гладь отражалась в стекле потолка и стен. Отсюда не было видно зимнего пейзажа за окном. Виктор повесил полотенце на спинку алюминиевого шезлонга. В дверях, ведущих в общую комнату, появилась Маша.
– Может, искупаешься с нами? – предложил Виктор.
– Нет, мальчики. Вы купайтесь, а для меня холодновато.
– У нас заплыв. Может быть, будешь судить?
– Па, я не хочу соревноваться, – обреченно вздохнул Виктор-младший.
– Я уверен, что ты хочешь, – ответил Виктор. – Два круга. Проигравший выносит мусор.
Подойдя к сыну. Маша взяла у него полотенце, всем своим видом выказывая сочувствие.
– Ты выбираешь внутреннюю или внешнюю дорожку? – спросил Виктор, желая подзавести сына.
– Все равно, – ответил тот, погружаясь в воду рядом с отцом. Водная поверхность слегка рябила от работы циркулятора.
– Ты даешь сигнал к старту, – кивнул Виктор жене.
– На старт, внимание, – Маша смотрела, как оба Виктора покачиваются у края бассейна, – марш!
Маша откинулась назад, чтобы на нее не попали брызги, вызванные началом заплыва. Затем, расположившись в шезлонге, она стала наблюдать за ними. Виктор не был хорошим пловцом, тем не менее она была поражена, что сын опережал его и на первом круге, и после поворота. На втором круге Виктор-младший затормозил, и отец доплыл первым.
– Отлично! – закричал торжествующий Виктор, фыркая и отряхиваясь. – Милости прошу к помойному ведру.
Ошеломленная тем, что, как ей казалось, она подсмотрела, Маша с любопытством наблюдала, как сын вылезал из бассейна. Их взгляды встретились, и Виктор-младший подмигнул ей, отчего она еще больше смутилась.
Виктор-младший взял полотенце и стал быстро вытираться. Он действительно желал бы быть таким сыном, каким хотела видеть его мать, каким был Дэвид. Но он просто не мог быть таким. Даже пытаясь притворяться, он чувствовал, что это у него не совсем получается. Но если такие моменты, как сейчас, в бассейне, приносили родителям чувство семейного счастья, зачем их этого лишать?
~~
– Мам, еще сильнее болит, – пожаловался Марк Мюррей. Он был в своей спальне на третьем этаже городского дома Мюрреев на Бейкон-стрит. – Когда я двигаюсь, я чувствую давление в глазах и в лобных пазухах.
Такое точное описание своего состояния, произнесенное малышом, стискивающим ручонками голову, производило странное впечатление.
– Сильнее, чем перед ужином? – Колетт поправила рукой светлые кудрявые волосы мальчика. Она уже не удивлялась странному словарю сына. Он лежал на обычной кровати, хотя ему было два с половиной года. В тринадцать месяцев он потребовал, чтобы его колыбельку поставили на пол.
– Гораздо сильнее, – ответил Марк.
– Давай-ка еще раз померяем температуру. – Колетт вставила сыну в рот термометр. Она все больше начинала волноваться, хотя и пыталась уверить себя, что это просто грипп или простуда. Все началось через полчаса после того, как ее муж Хорас привел мальчика из садика «Кимеры». Марк сказал, что он не голоден, что было для него явно необычным.
Потом появился новый симптом. Когда они собирались садиться за стол, ребенок начал потеть. Хотя он уверял родителей, что ему не жарко, пот лил с него градом. Через несколько минут его вырвало. После этого Колетт уложила его в постель.
Хорас оставил уборку комнаты жене. И не потому что она умела это делать. Она была юристом, и ее обширная практика заставила ее отдать Марка в садик, когда ему исполнился всего год. Она восхищалась своим единственным ребенком, но его появление было трудным испытанием. Она и думать не могла, что это будет так тяжело.
~~
После трех лет супружества они с Хорасом решили завести ребенка, но почти год неудачных попыток привел их в консультацию. |