Я очень быстро встала на ноги, и тогда Нобунага объявил, что мне нужно учиться драться всерьез, если я хочу жить, и что он собирается открыть мне тайные традиции воинского искусства своего клана — так называемое мицудэн. Это величайшая честь и самое необычное признание в вечной и преданной любви на протяжении всей моей биографии. Правда, это стало и одной из самых серьезных бед на мою несчастную голову. Потому что обучение оказалось всем муштрам муштра. Брр-рр… Параллельно с описываемыми событиями я сдавала экзамены и зачеты, писала какие-то работы, ковырялась в сложных механизмах и даже успела поразить преподавателей выдающимися успехами — стреляйте, не помню, в какой именно области. Это мне представлялось уже суетой сует и ловлей блох. Весь мир сосредоточился для меня на Уэсуги Нобунага. Я была предана ему больше, чем Жоржу, любила его безумнее и неистовее еще и потому, что испытывала острое чувство вины за то, что не могу отречься от предыдущего возлюбленного, не могу и, хуже того, не хочу порвать с ним окончательно.

Я наверняка знала, что уеду в Японию с Уэсуги, но не могла не понимать, что, как бы страстно ни любила эту прекрасную и необычную страну, не смогу жить по ее неписаным законам всегда. В качестве супруги Нобунага я перестану быть европейской женщиной, и мне никто не захочет прощать те промахи, которые скрепя сердце прощают чужакам. Я никогда не стану в Стране восходящего солнца настолько своей, чтобы Нобунага чувствовал себя счастливым. Правда, я честно собиралась попробовать. Между мной и Японией стоял только Жорж. Но как оставить его одного в момент, когда он уже потерял надежду на будущее и страну, в которой родился и вырос, я не представляла.

* * *

Они застыли как изваяния и стояли так долго, что Разумовский ощутил болезненный укол ревности. Макс не предупреждал его, что собирается, как клещ, вцепиться в Нику и не отрываться от нее. К тому же он довольно глупо ощущал себя в тесном коридорчике, нагруженный шампанским, цветами и тортом. «Мы чужие на этом празднике жизни», — говорил в таких случаях великий комбинатор. Пора было напомнить о своем присутствии.

— У тебя никто не брал трубку всю ночь и весь день! — выпалил Игорь.

— То есть ты хочешь сказать, что звонил мне сутки напролет? — ужаснулась Ника, наконец отрываясь от Одинцова.

Игорю показалось, что старый друг нехотя разомкнул объятия.

— С перерывами на кормление и разговоры с Максом, — уточнил он. — Так же и рехнуться можно от волнения. Совесть у некоторых есть?

— Остались остатки, мешают работать, — машинально ответила она.

Макс радостно заржал.

— Ты чего? — забеспокоился Игорь.

— Хорошо-то как! Словно на десять лет назад вернулся. Это же Леркина любимая присказка.

— Ну, у меня любимых присказок вагон и маленькая тележка, — улыбнулась Ника. — Странно, что ты все это помнишь.

— Мне и самому странно, — признался Макс.

— Никак не могу привыкнуть, что он зовет тебя Леркой, а не Никой, — смущенно вставил Игорь.