После долгой напряженной паузы Девлин получил желаемую пощечину, однако должного действия она не возымела: он лишь почувствовал еще большее желание. Посему Девлин сменил тактику и прибегнул к открытым оскорблениям.

— Молодая леди пристойного поведения, увидев, что я полуодет, тотчас отвернулась бы и удалилась, вместо того чтобы восхищенно меня разглядывать. Но вы, моя дорогая, видимо, не очень-то пристойного поведения, не правда ли?

У Девлина тут же зазвенело в ушах от новой пощечины. Подумав, что он вряд ли заслужил ее, поскольку говорил чистую правду, Меган поспешно юркнула за угол конюшни и стремглав понеслась к дому.

Он был прав, абсолютно прав. Снова она вела себя совершенно непристойно. Ей следовало закрыть глаза в ту самую секунду, как она увидела, что Девлин не совсем одет. Вместо этого она как завороженная уставилась на его великолепное тело, «пожирая его глазами», как довольно грубо выразился Девлин. Но ведь именно это она и делала! Какое легкомыслие — забыть, что Девлин все это время наблюдал за ней!

Неудивительно, что он спросил, а не снять ли ему кальсоны! Как она может осуждать его, если дольше всего разглядывала именно ту самую часть его тела? А он всего лишь прочитал ее гадкие мысли — ведь ей очень хотелось увидеть то, что там скрывается! Его детородный орган показался Меган огромным. Позже она в этом убедилась, почувствовав его даже через плотную ткань юбки, когда он был прижат к месту, где соединялись ее бедра. Это прикосновение испугало Меган, но к чувству страха примешивалось другое, до сих пор неведомое ей ощущение — разлившегося по всему телу упоительного жара, охватившего ее до самых кончиков пальцев на руках и ногах. Это было так странно и… так прекрасно, в чем Меган боялась себе признаться, как и в другом, не менее странном и приятном ощущении, возникшем где-то внизу живота, когда Девлин целовал ее второй раз.

Меган снова застонала и нервно заметалась по комнате. Этого нельзя было допускать! Ведь она хотела только одного — подружиться с Цезарем, чтобы потом спокойно на нем ездить. У нее не было ни малейшего желания видеть Девлина Джеффриза, напротив, она специально пришла в конюшню в такую рань, чтобы никого там не встретить.

Это был отличный план, но все испортил проклятый дверной замок, который не закрывался. И слишком чуткий сон новоявленного конюха. Ради всего святого, ведь она, Меган, разговаривала с Цезарем очень тихо, почти шепотом. Это никак не могло разбудить Девлина, даже если бы дверь и была открыта. Однако он заявил, что проснулся от звука ее голоса. А еще он сказал, что засыпая думал о ней. Неужели это правда? Вряд ли. Девлин наговорил ей столько оскорбительного! Но скорее всего он сделал это с умыслом, чтобы доставить себе удовольствие, увидев, как она шокирована.

Меган остановилась и невольно посмотрела в окно, выходившее во внутренний двор и на конюшню. Последняя находилась далеко за домом, но была расположена немного в стороне, так что Меган хорошо было видно двери и всех, кто в них входит или выходит. Услышав ржание лошади, Меган подумала, что сейчас появится Тимми, помощник конюха, который каждый день добирался до работы на своей старенькой кляче. Но из конюшни вихрем вылетел черный жеребец, на котором восседал Девлин.

Господи, сделай так, чтобы он сейчас уехал навсегда, взмолилась про себя Меган. Но она знала, что мольба ее не будет услышана: на жеребце даже не было седла, а на Девлине — сапог для верховой езды. Он надел лишь белую рубашку, похожую на вчерашнюю. «Хоть бы он свалился!» — снова обратилась к небесам Меган, но и это ее желание не сбылось: всадник и конь, казалось, были созданы друг для друга. Еще мгновение, и они скрылись из вида. Но не из мыслей Мег.

Проклятие! Не будь этот Девлин дьявольски хорош собой, она бы не выставила себя на посмешище как последняя идиотка.