– Это верх ненемецкая короткая форма от имени Катарина. То же, что и Катрайн, – мужчина улыбнулся. – Так звали мою бабушку, это вам для того, чтобы не было повода для дальнейших дискуссий! – Он внимательно посмотрел на нее. – Но весьма древнее имя для столь юной девушки!
– Я подписываюсь с «С» и «h»!
– Ах! Вот как! Это другое дело!
Он поднял бокал, и Катрин сделала то же самое.
И спросила себя, почему она сказала это? Форменный идиотизм, но это вырвалось у нее прежде, чем она подумала, что говорит.
Затем он, указав на каждого из присутствующих, представил всех сидевших за столиком и, наконец, представился сам. В мелькании имен ей сразу запомнилось только его имя. Жан.
– Жан – короткое от Иоганн? Древненемецкое? Или нижненемецкое? Очень мило! – произнесла Катрин.
Жан бросил на нее косой взгляд, остальные громко рассмеялись. Лед был растоплен. Она почувствовала это.
Когда спустя час Катрин вернулась в свой номер, она в полном изнеможении бросилась на кровать. Она плохо переносила алкоголь и уж совсем не переносила в таких количествах. За столом одна бутылка сменяла другую, девушка, в конце концов, сбилась со счета. Когда солнце исчезло за вершиной горы, все направились в кафе, где уже был накрыт новый стол, и здесь на смену шампанскому пришло красное вино. Настроение поднялось до заоблачных высот, все смеялись и рассказывали каждый свое, пытаясь перекричать друг друга, Катрин почувствовала, что теряет над собой контроль, и решила улизнуть. Она выбралась в маленький туалет. Некоторое время посидела на крышке унитаза, затем заставила себя встать и подойти к умывальнику. Взглянув на себя в зеркало, Катрин поняла, что надо срочно уходить. Но она не знала как. На лыжах в таком состоянии передвигаться невозможно, а вызвать сюда такси ей не по карману. Кроме того, не давала покоя мысль, как теперь вообще выпутываться из этой аферы. Если счет поделят на всех, она может считать свой так и не начавшийся толком отпуск законченным. Это было совершенно точно. Она стояла, уставившись на себя в зеркало, и ждала сама, не зная чего, пока кто-то не начал дергать за ручку двери.
Как все осложнилось!
Она открыла. Одна из женщин из их компании стояла перед дверью и внимательно смотрела на Катрин.
– Тебе нехорошо?
Катрин в самом деле было плохо.
– Не могу понять, – ответила она.
– Клаус, – женщина повернулась к хозяину, – может, ты отвезешь ее?
Клаус широко улыбнулся.
– Вообще-то не положено, – произнес он.
Потом подмигнул Катрин.
– Но в исключительных случаях можно. И уж тем более, если попросила Эли…
– Спасибо, – сказала Катрин женщине, а Клаусу: – А счет?
Тот пожал плечами и вопросительно посмотрел на Эли.
– Не волнуйся из-за этого. – Она кивнула в сторону стола. – Разберутся сами.
Катрин уже совсем развезло. Она попрощалась, поблагодарила всех и вышла на улицу, сопровождаемая протестующим хором голосов и Клаусом.
Он-то выглядел очень даже ничего, стройный, подтянутый. Загорелое моложавое лицо, но Катрин сейчас было все равно, весь он хоть два центнера и будь ему под восемьдесят!
И вот она, лежа без движения на своей постели, пыталась вспомнить, взяла с собой лыжи или нет. Вспомнить никак не удавалось. Через секунду Катрин заснула.
Она проснулась от каких-то ритмичных ударов. Вокруг было совершенно темно, Катрин забыла, что не дома, не у себя в постели. Потом ей стало ясно, что ее кровать никогда не стояла так, как та, на которой она сейчас лежит. И никогда не была накрыта таким покрывалом, у тети Рут нет ничего подобного. |