— Не хочу с тобой спорить, — отмахнулся я, поспешно сбрасывая с себя одежду и натягивая вынутую из чемодана пижаму. — Как только постучит, милости просим убраться отсюда и через стеклянную дверь, разделяющую гостиную и спальню, можете смотреть концерт, который я здесь с ней исполню на диване. И облизываться. Беззвучно.

Коля закатился заливистым смехом, и так громко, что я вначале не расслышал слабый стук в дверь. Колин хохот оборвался на визгливой ноте — он раньше меня распознал звук и, вскочив с кресла, заметался по гостиной. Я жестом показал ему на стеклянную полупрозрачную дверь в спальню и, когда он исчез, застегнул пуговицы на пижамной куртке, нервно откашлялся и открыл входную дверь.

На пороге стояла она. В серой кроличьей шубке, в сдвинутом на ухо берете из кроличьего меха, и большие, глубокие, как у газели, глаза смотрели на меня застенчиво и выжидающе. — Прошу.

Я закрыл за ней дверь и незаметным движением руки за спиной повернул ключ в замке.

Сердце гулко стучало под пижамной курткой. Я чувствовал себя неуверенно и был возбужден чрезмерно. В том, как она позволила мне снять с нее шубку, как стащила с прелестной головки берет и, оставшись в зеленом, в талию, коротком платье, села на диван, положив руки на колени, и взглянула на меня с доверчивой и в то же время робкой улыбкой, я кожей учуял, что меня ожидает множество сюрпризов, и Коля за полупрозрачным стеклом, где темнел силуэт его фигуры, приникшей к двери, получит сказочное удовольствие в качестве зрителя. Меня же ожидают скорее всего неприятности.

Опустившись в кресло напротив нее, я тоже улыбнулся, очевидно, идиотской ухмылкой и стал лихорадочно прикидывать, что предпринять дальше.

Ее не удивило, что я встретил ее в пижаме. Это уже хорошо. Но она сидит, как школьница в гостях у дяди, и, судя по ее лицу, даже не предполагает, чего я жду от нее. Раздеваться она и не собиралась. Во взгляде ее и в каждом движении головки, когда она с искренним любопытством рассматривала обстановку в гостиной, не было и намека на ту развязность и натянутую игривость, которые безошибочно определяли женщин, профессионально занимающихся этим делом.

— Ну, что ж, приступим, — бодро сказал я, потирая взмокшие ладони.

— К чему приступим? — невинно уставилась она на меня.

— Как к чему? — заерзал я в кресле и даже прикрыл рукой раскрытую ширинку в пижамных штанах, за которой светилось мое голое тело. — Ну, а что делают мужчина и женщина вечером в такой уютной обстановке… когда остаются, так сказать, наедине?..

Она рассмеялась.

— Не знаю. Расскажите мне…

Из спальни, за стеклянной дверью за моей спиной, я услышал легкое похрюкиванье. Это Коля подавился сдерживаемым хохотом.

— Как тебя зовут? — спросил я, чтобы выиграть время и найти выход из положения, в которое я себя сам поставил.

— Рита, — сказала она кротко и доверчиво. — А вас? Я представился. Вымышленным именем, конечно.

— Вы — инженер? — спросила она.

— Почему ты так решила?

— А вы похожи на одного инженера… папиного приятеля.

— А кто твой папа? — насторожился я.

— Разве не знаете? Он — большой человек в нашем городе.

В спальне снова хрюкнули, и Рита вскинула брови, прислушалась.

— Ничего, ничего, — заторопился я и пересел к ней на диван. — Это вода… в трубах парового отопления

Теперь, когда я сел рядом с Ритой на диван и положил руку на спинку, как бы обняв ее, Коля мог лицезреть эту умилительную картинку в фас.

— Понимаешь, деточка, — тоном развязным, но в меру, оставляя возможность для благопристойного отступления, заговорил я, и рука моя, лежавшая на спинке дивана, за ее шеей, коснулась ее плеча и стала поглаживать острый, еще детский выступ под шерстяным платьем движениями интимными и настойчивыми, — ты мне нравишься как женщина.