Хелен Дойл сидела на кухне Сент-Мартинса, грея руки о чашку чаю. Утро было не холодным, но солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь занавески, не грели ее. По другую сторону сидела сестра Бриджит. Остальные ушли. Они знали, что ситуация накаляется, и разошлись по своим комнатам или занялись работой.

Желтая кошка с переломанной лапой посмотрела на Хелен доверчиво. Хелен нашла ее и сделала что-то наподобие гипса, чтобы та могла ходить. Остальные считали, что кошку надо отнести в приют, но Хелен говорила, что она может пожить и у них, она немного ест. Но это было еще одним знаком присутствия Хелен в доме и еще одна забота. Невозможно было надеяться, что Хелен станет убирать за кошкой всегда. Кошка требовала, чтобы ее гладили, она вытягивала и прогибала спину. Сестра Бриджит отнесла кошку в сад. Потом она вернулась и села напротив Хелен. Она посмотрела прямо ей в глаза и сказала:

— У тебя есть столько любви и доброты, которыми ты могла бы поделиться, но не здесь.

Она увидела, что нижняя губа Хелен, которую та прикусила, задрожала. А глаза наполнились слезами.

— Вы выгоняете меня, — сказала Хелен.

— Мы можем просидеть здесь все утро, Хелен, ты будешь называть это так, а я — иначе. Я могу сказать, что ты должна искать себя в другом месте, а ты будешь говорить, что я выгоняю тебя из Сент-Мартинса.

— Что я на этот раз сделала не так? Это из-за кошки?

— Конечно, это не из-за кошки, Хелен. Ничего особенного не случилось. Пожалуйста, пойми, что… постарайся понять, что это не наказание, это не экзамен, который ты сдаешь или проваливаешь. Это выбор, и этот дом — вся наша жизнь, мы выбрали его, и мы выбираем, с кем будем разделять его.

— Вы не хотите меня, вы решили это на собрании?

— Нет, это не так. Не было никакого суда, и приговора тебе не выносили. Когда ты пришла сюда, мы думали, ты понимаешь…

Хелен перебила ее:

— Раньше монахини не могли выбирать, кто с ними остается, а кто — нет. Если другой человек вам не нравился, то надо было принести жертву и превозмочь себя.

— Никто не говорит, что ты не нравишься нам, — продолжала сестра Бриджит.

— Даже если бы не нравилась, то это не стало бы причиной для конкурса популярности.

— Если бы мы проводили конкурс на популярность, то ты оказалась бы на первом месте. И если уж оглянуться на прошлое, то это было печальное время, когда девушек вынуждала приходить в монастырь несчастная любовь или что-то вроде того. Хорошенькое сообщество построили бы мы тогда.

— Но со мной произошло не это. Меня никто не вынуждал. На самом деле они пытались удержать меня.

— Именно поэтому я с тобой и говорю. Сегодня не будем испытывать ложный оптимизм по поводу того, что ты примешь обет. Потому что ты его не примешь, Хелен. Не с нами.

С моей стороны было бы несправедливо отпустить тебя на семейное торжество с надеждой, что ты станешь монахиней. Когда-нибудь ты поблагодаришь меня. Сегодня я хочу, чтобы ты посмотрела на свою семью другими глазами, чтобы ты посмотрела на другие пути в жизни…

— Ты хочешь сказать, я могу уходить сегодня? Я не могу вернуться!

— Не надо устраивать сцен…

— Но когда? Когда вы хотите, чтобы я освободила комнату? — Хелен была обижена.

— Я думала, что ты могла бы отдохнуть, пока не работать, просто подумать, чем бы хотела заниматься дальше…

— Когда? — снова повторила Хелен.

— Рождество вполне подойдет, — твердо сказала Бриджит. — Через два или три месяца.

Фрэнк и Рената Квигли планировали день заранее.