Он тихонько позвенел наручниками над головой Стисма.
– Туда или сюда – всё равно попался…
– До чего дожили, обезьянец в страже! – проворчал Чобы, покорно протягивая руки.
– Теперь у нас будет специальный обезьянский корпус для работы в Аппер Бэби! – поделился радостью один из стражников. – Додумались-таки в мэрии до чего-то путного наконец!
– Да, недолго осталось вашему гадюшнику!
– Куда этих гавриков, в участок? – спросил кто-то.
Бородатый – он, по-видимому, был здесь начальником, на миг задумался.
– А тащите-ка их прямо к судье! – решил он. – Сейчас такие дела решают быстро: раз-два и на плантации.
– Э! Э! Какие, блин, плантации, вы чё! Я, типа, требую, чтобы всё по закону! – заупирался было антипримат и тут же схлопотал внушительный тычок в загривок.
– А ну, паш-шёл! Ишь ты, законник выискался… Мы всё как положено делаем, не сумлевайся, – газеты надо читать!
– В связи с участившимися преступлениями против здоровья и имущества граждан судебная процедура для таких, как вы, босяков была существенно упрощена, – пояснил бородатый. – Так что, если повезёт, искупать начнёте прямо с завтрашнего дня.
– Во влипли, а? – Чобы пустыми глазами посмотрел на смоукера.
Судебная процедура и в самом деле была упрощена до предела. Воришкам даже не дали сесть – завели в комнату, где судья, изжелта-восковая, похожая на мумифицированного кузнечика женщина, едва глянув на узел с краденым, представленный в качестве вещественного доказательства, зачитала приговор.
– ПЯТЬ ЛЕТ?! Пять лет за горстку барахла?! – Сопровождаемый тычками и оплеухами, Чобы выкатился во внутренний дворик.
Там, прямо в пыли, сидела унылая компания – каждый одной рукой был прикован к толстенной ржавой цепи. Тут же, в теньке, расположился хмурый тип с переносным горном – тюремный кузнец. Спустя несколько минут Пыха и Чобы пополнили собой ряды новоиспечённых каторжан.
– Крутенько они… – ошеломленно молвил Пыхин приятель.
Он, казалось, до сих пор не мог поверить в произошедшее.
– Есть такое дело… – отозвался кто-то. – Вас когда взяли?
– Полчаса назад.
– А-а… Мы-то здесь с ночи торчим. Ещё, говорят, человек пять подгонят – и вперёд, с песнями.
– Куда хоть отправят-то? – грустно поинтересовался Чобы.
– А хрен его знает… Откуда разнарядка придёт, туда и почапаем. Мож, на кофе, мож, на хлопок…
– Лишь бы не в каменоломни, упаси Джа! – истово просипел один из прикованных, здоровенный одноглазый детина. – Я там полтора года оттрубил, еле жив остался.
– Угу… Рудники серебряные небось похуже будут…
– Как думаешь, если я скажу им, что больше так не буду, меня отпустят? – поинтересовался Пыха.
Он спрашивал это вполне серьёзно, однако каторжане, похоже, приняли его слова за шутку – многие рассмеялись, правда, не слишком весело.
– Вряд ли, старик. – На Пыхиного приятеля навалилась апатия. – Не думаю…
Пыха вздохнул. Солнце припекало всё сильнее. Сидеть было неудобно. Он пошарил свободной рукой под пончо и вытащил краешек книги – там, в доме, он машинально заткнул её за пояс.
– Смотри-ка, не отобрали! – удивился сосед.
– Да нас вообще не обыскивали, – хмыкнул Чобы. – Узел только со шмотьём отняли…
– Торопятся, хрен им в дышло… А напильника у вас случайно при себе нет?
– Знать бы, где упасть… – вздохнул воришка. |