В глубине души Данте Бутафочи был неплохим человеком, жестокость была не в его характере. Под суровой внешностью скрывалась чувствительная натура. Частенько ему случалось предупреждать жителей своего района о готовящихся арестах и даже иногда уничтожать доносы. Это был его способ не изменять своему прошлому. Но сейчас нельзя было разыгрывать из себя филантропа. Донос Лючано Криппа был прост и ясен: в Страмолетто предали Дуче. Данте убедил себя, что ему удастся одним криком напугать крестьян и призвать их к порядку. А уж кричать он любил и умел. Он арестует мэра-узурпатора и привезет его в Фоджу. Если все пройдет как надо, он сможет вернуться сегодня же вечером. В ресторане по соседству ему обещали приготовить «Лазань алла болонезе», а он обожал это блюдо. Эта мысль, а также перспектива показать себя большим начальником повергли его в состояние сладостной эйфории, из которой его вывела резкая остановка машины.

– Что такое?

Пицци обернулся к нему:

– Вы слышите, шеф?

Только теперь он заметил усиливающийся шум канонады. У него пересохло в горле, но он заставил себя держать марку перед подчиненными:

– Ну и что? Это всего лишь пушка.

Барбьери заметил слегка дрожащим голосом:

– Кажись, там сейчас жарко…

– Наши солдаты выполняют свой долг, Барбьери, а мы выполняем наш. В путь!

Пока машина набирала ход, Пицци покрутил ручку радио. Диктор сообщал, что 50-я и 60-я американские армии попали в окружение на пляжах Сорренто, откуда они не могут двинуться ни назад, ни вперед. Умиротворенный новостями, Бутафочи стал насвистывать «Джовинеццу». Вскоре они увидели Страмолетто.

На главной и единственной улице Страмолетто не было ни души, и, когда полицейская машина остановилась на маленькой площади, им показалось, что все жители покинули деревню. Трое оккупантов вышли из автомобиля, и Барбьери выразил свое мнение:

– Ну и дыра, шеф! Надеюсь, вечером мы сможем уехать.

Бутафочи нахмурился:

– Они, должно быть, нас увидели и попрятались в норы. Это доказывает, что совесть у них нечиста.

Внезапно Пицци, ошеломленно охнув и вытянув руку, указал на человека, идущего по площади в их направлении. Данте и Барбьери с трудом верили своим глазам. Сухой, как виноградная лоза, старичок, одетый в грязную красную рубаху, с мушкетом на плече неторопливо брел к ним навстречу. Придя в себя, Пицци воскликнул:

– Откуда взялось это чучело?

Против их ожидания удивительный человечек продефилировал мимо, не обращая на них ни малейшего внимания. Данте позвал его:

– Эй, папаша!

Пепе подошел к нему:

– Чего тебе, сынок?

Бутафочи покраснел от такого фамильярного обращения.

– Куда вы идете в этом костюме и с этим… этим мушкетом?

– Сражаться!

– Один?

– О нет! Нас целая тысяча!

Комиссар поперхнулся от удивления. Тысяча! Но ему говорили совсем другое. Тысяча? От страха у него похолодело в животе. Он уже собирался приказать Барбьери повернуть обратно в Фоджу и спросил, чтобы подтвердить свой рапорт:

– И кто командует этим войском?

– Гарибальди, конечно! И если неаполитанцы сунут сюда свой нос, мы их встретим как надо!

Пицци разразился смехом:

– Здорово! Приезжаем в захолустье, и единственный тип, которого мы встречаем, – чокнутый!

Старик подошел к полицейскому:

– Мальчишка, я научу тебя уважать старших!

Данте решил смягчить ситуацию:

– Дедушка, вы прекрасный пример для молодежи.