От своих родителей я получил только короткий телефонный звонок с пожеланием счастливого Рождества и напоминанием, что если я хочу нанести им визит, то обязан приехать один. Да. Джейми – гость нежеланный. Нет, зачеркните. Джейми не существует вообще. Мои родители не признают, что я живу с парнем. Для них я гетеросексуальный спортсмен-холостяк.

– Надо посмотреть, – говорю я Блейку.

Разблокировав телефон, я быстро читаю письмо. Быстро – потому что оно состоит всего из двух строк.

Райан, твой график указывает на то, что в следующем месяце ты будешь в Бостоне. Мы с твоей матерью ожидаем, что ты с нами поужинаешь. «Хант-клаб», суббота, 21:00.

Он даже не подписался «отец» или хотя бы «Роджер».

– Ужин с предками, да?

Я подскакиваю и обнаруживаю, что Блейк смотрит мне за плечо. Хорошо, что я блокирую телефон, иначе с этого типа, наверное, сталось бы без зазрения совести в нем покопаться.

– Ага, – натянуто отвечаю.

– Вы не близки?

– Ни вот на столько.

– Черт. Это нехорошо. – Блейк откидывается назад. – На следующей домашней игре я познакомлю тебя со своими. Они клевые. Поверь, десять минут – и они станут твоей суррогатной семьей.

У меня уже есть такая семья – Каннинги. Но я удерживаю эти слова при себе. А потом ощущаю прилив раздражения, потому что ну какого черта все в моей жизни должно быть секретом? Блядь, как же я жду, когда наконец-то наступит тот день, когда я смогу гордо представить Джейми как своего бойфренда. Когда смогу разговаривать о своей личной жизни с парнями, рассказывать им, какая у Джейми замечательная семья, приглашать их на пиво без того, чтобы Джейми приходилось прятаться в гостевой, когда ему надо будет раньше лечь спать. Потому что он в нашей квартире не гость. Это его дом. И он – мой дом.

Я не из тех, кто ноет из-за несправедливости жизни. Я понимаю, в каком мире живу, и знаю, что слово «гей» до сих пор несет негативный оттенок. Неважно, что мы достигли большого прогресса. Люди, не принимающие то, что мне нравится члены, будут всегда. Они будут меня осуждать, поливать грязью и пытаться испортить мне жизнь. Ну а моя нынешняя популярность делает ситуацию только сложней, потому что я должен учитывать много дополнительных факторов.

Если я совершу каминг-аут, как это отразится на моей карьере?

На команде?

На Джейми?

На его семье?

Пресса взовьется словно растревоженный рой. Из своих нор повылазят ханжи. А в центре внимания будет не только моя игра, но и личная жизнь всех, кем я дорожу.

В животе появляется тошнотворное чувство, и я напоминаю себе, что это не навсегда. В следующем сезоне появится очередной талантливый новичок, который возьмет штурмом СМИ, и я буду забыт. А до тех пор я должен успеть доказать своей новой команде, что они не выживут без меня – неважно, гей я или не гей.

– Оп-па! – вдруг восклицает Блейк. Взглянув на него, я вижу, что он что-то читает у себя в телефоне. – Угадай, кто только что появился в списке травмированных?

У меня перехватывает дыхание.

– Да ты прикалываешься.

– Неа. Вот, черным по белому. – Он показывает мне телефон, потом разворачивается к Эриксону и Фосбергу. – Ханкерсен выбыл. Минимум на пять игр.

Сзади нас звучит вопль, а потом по кабине проносится громкое объявление Эриксона.

– Ханкерсен выбыл!

Раздается коллективный рев радости. Не судите нас строго – мы все сочувствуем Ханкерсену. Для спортсмена нет ничего хуже, чем травма, и я не пожелал бы ее никому. Но в то же время хоккей не просто игра. Это бизнес. У всех нас единая цель – чемпионство.