– Он первый начал.

Тейлор с ним не согласен:

– Херня!

Они схлестываются в очередном жарком раунде препирательств, и через несколько секунд я понимаю из-за чего. Судя по всему, Барри обвинил в нашем последнем поражении Тейлора, ведь именно он заработал совершенно ненужное удаление, после чего команда противника выиграла в большинстве. Тейлор отказался считать себя виноватым (Да и с чего? Поражение – вина всей команды, а не одного игрока) и начал отпускать комментарии насчет личной жизни его матери-одиночки.

Мои игроки справляются с поражениями не совсем хорошо – это ясно, как день.

– Хватит! – Рубанув воздух ладонью, я заставляю их замолчать и стреляю в Барри рассерженным взглядом. – Обвиняя товарищей, не выиграть уже слитые игры. – Я перевожу взгляд на Тейлора. – А ты, обзывая чужих матерей, заведешь не друзей, а врагов.

Их лица мрачнеют.

Я снова дую в свисток, отчего они оба подпрыгивают.

– Минута штрафа за неспортивное поведение. Марш на скамейку – и тот, и другой.

После того, как они уезжают к скамье штрафников, я замечаю, с какими несчастными лицами стоят остальные. Я все понимаю. Я тоже ненавижу проигрывать. Но мне двадцать три, и в колледже я проигрывал достаточное количество раз, чтобы научиться перестать воспринимать это как конец света. Эти шестнадцатилетние парни всегда были лучшими в своих школах, откуда мы их набрали. Теперь же они попали в младшую серьезную лигу и соревнуются с теми, кто играет если не лучше, то точно не хуже их, а они не привыкли быть не на первых ролях.

– Господи, – бурчит Дэнтон, когда спустя час мы плетемся в тренерскую раздевалку. – Эти маленькие педики – испорченные, избалованные лентяи…

– Не используй такие слова, – вставляю я. Но это как пытаться перекричать ветер. Его болтовня не прерывается даже на миг.

– … вот почему они продолжают проигрывать, – не унимается он. – У них нет ни дисциплины, ни представления о трудовой этике. Только уверенность, что победы им преподнесут на серебряном блюдечке.

Нахмурившись, я сажусь на скамейку и расшнуровываю коньки.

– Неправда. Чтобы попасть сюда, они вкалывали почти всю свою жизнь. Большинство из них научились кататься раньше, чем научились ходить.

Он иронически фыркает.

– Именно. Они хоккейные вундеркинды, захваленные родителями, учителями и тренерами. И мнят себя лучшими, потому что об этом им говорят все вокруг.

Они и есть лучшие – хочется возразить мне. У этих ребят в одном мизинце больше таланта, чем у большинства игроков, включая и некоторых играющих в НХЛ. Им просто нужно отточить свой талант, развить заложенные природой способности и научиться играть еще лучше.

Но с Дэнтоном бессмысленно спорить. Он приличный игрок, но я начинаю думать, что его невежество неизлечимо. Недавно Фрейзер мне рассказал, что Дэнтон вырос в «какой-то жопе на севере» (слова Фрейзера, не мои), где невежество и предрассудки, можно сказать, передавались из поколения в поколение. Я не был особенно удивлен.

Запихав коньки в шкафчик, я торопливо надеваю ботинки и зимнюю куртку. Чем меньше времени я проведу с Дэнтоном, тем лучше. Хотя меня удручает, что я не могу заставить себя почувствовать симпатию к человеку, с которым работаю чаще всего.

Выйдя на улицу, я с унынием вижу, что там до сих пор валит снег. Когда я проснулся, за окном бушевала метель. В результате тренировку перенесли на три часа позже, пока снегоуборочные машины не расчистили наметенные за ночь завалы. Я даже взял внедорожник Веса, потому что при такой дерьмовой погоде меня нисколько не привлекала долгая прогулка до и потом от метро.

Увязая в сугробах, я добираюсь до большой черной машины, сажусь и сразу включаю подогрев сиденья и печку.