— С учителем не заладилось?

— Нет мам… еще хуже!

Он машет рукой, дескать, с этим ничего не поделаешь, и судорожно сглатывает, словно вот-вот расплачется.

— Ну и?

— Мам, а мне обязательно надо ходить в школу? Зачем это надо, а?

— Чтобы учиться, милый.

— Но я умею читать, считать, писать!

— Мы всю жизнь учимся. Это единственный способ не стареть. Иначе мозг внутри головы усыхает. И ты сворачиваешься в кокон… Начинаешь бояться всего чужого, незнакомого.

Он ухватился за кроссовки, согнул колени. Трется подбородком о джинсы и молчит какое-то время, переваривая слова Аньес.

— Как бабушка…

— В каком смысле? — удивленно спрашивает Аньес.

— Бабушка, она всего боится… Всех ненавидит… Она злая. И к тебе плохо относится. Я же вижу…

— А-а… — вяло откликается Аньес.

Ей бы надо возразить, защитить мать, расписать ее яркими красками, превратить в добрую бабулю, но она склоняет голову и слушает сына.

— Знаешь, мам, противоположность любви — это не ненависть, а страх. Вот когда все друг друга боятся, тут-то все хорошее и кончается…

Он уже опять нацепил наушники, и его голова мотается в такт музыке. Это Аньес нашла такой способ улучить хоть минуту покоя. Она спускается со стремянки, садится рядом с сыном и обнимает его за плечи. Он сперва упирается, не поддается желанию прижаться к маме, но она ободряюще подталкивает его плечом, и он сдается. Долговязый подросток льнет к ней, и она баюкает его, как маленького, подвигается, чтобы ему было удобней, вынимает у него наушники из ушей.

— Для меня ты всегда будешь малышом, ты же знаешь…

Он трется головой о ее грудь.

— А ты сам до этого дошел?

— До чего дошел?

— Ну, что противоположность любви не ненависть, а страх.

— А чего? Глупо, да?

— Наоборот, красиво и очень даже неглупо.

— А как узнать, что глупо, а что не глупо?

Аньес упирается подбородком в макушку сына. Закрывает глаза и задумывается. Знает ли дурак, что он дурак? Может, если мы задаем себе этот вопрос, значит, мы думаем, а стало быть, не лишены ума? Долго, очень долго она считала себя дурой. У нее не получалось думать самой. Вернее, она не осмеливалась говорить то, что думает, потому что сомневалась, а вдруг это неправильно. Но разве уверенность в своей правоте — признак ума? Не умнее ли искать истину на ощупь, пробуя разные пути? Вот чему бы надо учить в школе. Думать самому, думать изо всех сил, даже если сперва будешь говорить всякие глупости. Выболтать все глупости до конца, а там…

— Хороший вопрос, не сразу и ответишь… Я горжусь тобой, когда ты так говоришь.

— Не люблю бабушку. Она со мной обращается, как с маленьким. А ты мне даешь крылья… Я бы даже сказал, одна ты.

— Мать для того и существует.

— Да… но некоторые забывают.

— А в школе что не так?

— Скучно там. На кой мне сдалась скорость света?

— Чтобы учиться… Вдруг тебе захочется стать астрономом, открывать новые звезды, шататься по Млечному Пути…

— Стать членом профсоюза…

— Вот видишь, теперь ты сам боишься, сам хочешь быть маленьким-маленьким.