Об этом Чёрвен как-то не подумала. Сёдерман звал ее в помощницы прошлой зимой. Тогда у него никакой Стины не было, она жила в городе со своей мамой. Но Чёрвен быстро нашлась:

— Служанки должны быть сильные, а я и есть сильная.

И она пустилась бежать к Сёдерману, чтобы он как можно скорее узнал, какое ему привалило счастье. Но Мэрта окликнула ее.

— Служанки не являются на работу в ночных рубашках, — сказала она. И Чёрвен на это ничего не могла возразить.

Сёдерман чинил на завалинке сети для салаки, когда примчалась Чёрвен.

— Они должны быть сильные, тра-ля-ля! — напевала она. — Чертовски сильные, тра-ляля-ля!

Увидев Сёдермана, она смолкла.

— Дедушка Сёдерман, знаешь что? Угадай, кто тебе сегодня будет мыть посуду?

Сёдерман не успел даже сообразить что к чему, как позади него из окна высунулась взлохмаченная головка Стины.

— Я! — объявила она.

— Как бы не так, — отрезала Чёрвен. — Ты не больно-то сильная.

Прошло немало времени, пока она не убедила в этом и Стину, которой волей-неволей пришлось уступить. Чёрвен смутно представляла, чем занимаются служанки. На острове их никогда не было. В ее воображении это были сильные, прямо-таки твердокаменные существа, которым неведомы преграды, подобно ледоколам, прокладывающим зимой путь для судов по замерзшему фьорду. С такой же силой и принялась Чёрвен за мытье посуды на кухне Сёдермана.

— Ничего, если немножко посуды и разобьется, — успокоила она Стину, когда та запричитала при виде разбитых тарелок, упавших на пол.

Чёрвен не жалела порошка, и мыльная пена горой вздымалась в тазу. Она усердно мыла посуду и распевала во все горло, так что ее слышал даже Сёдерман, а Стина с кислым видом сидела на стуле и наблюдала за ее работой. Она изображала из себя хозяйку дома, «ведь им не нужно быть такими сильными» — так объяснила ей Чёрвен.

— По крайней мере чертовски сильными, тра-ля-ля! — пела Чёрвен. Но тут ее осенила новая мысль.

— Я еще напеку блинов, — сообщила она.

— А как их пекут? — удивленно спросила Стина.

— Надо размешать тесто, потом еще размешать, а потом еще и еще… — объяснила Чёрвен.

Но вот она кончила мыть посуду и ловко выплеснула грязную воду в окошко. А под окошком на солнышке грелась кошка Сёдермана Матильда. Она вскочила и с диким мяуканьем, вся в мыльной пене бросилась через открытую дверь в кухню.

— Нельзя плескать водой на кошек, — строго сказала Стина.

— Несчастный случай! — оправдывалась Чёрвен. — Но раз уж мы облили кошку водой, ее надо вытереть досуха.

Она взяла кухонное полотенце, и вдвоем со Стиной они принялись вытирать и успокаивать кошку. По всему было видно, что Матильда возмущена их подлым поступком. Сначала она сердито фыркнула, а потом ее сразу потянуло ко сну.

— Где у нас мука? — спросила Чёрвен, когда она смогла, наконец, заняться блинами. — Достань!

Стина послушно взобралась на стул, привстала на цыпочки и с трудом дотянулась до банки с мукой, которая стояла на верхней полке. Банка оказалась для нее чересчур тяжелой. Как видно, Чёрвен сказала правду, Стина была не очень сильная.

— Ой, мне не удержать! — закричала Стина. Банка качнулась в ее слабеньких руках, и мука просыпалась на пол. И снова на Матильду, уснувшую на полу у кухонного шкафа.

— Гляди, совсем другая кошка! — ахнула, пораженная, Чёрвен.

Матильда всю жизнь была черной, а животное, которое с громким мяуканьем кинулось вон из кухни, скорее походило на белое привидение с дикими, выпученными глазами.