– И что же?

Они нырнули под плакучую иву – там пряталась тропка, по которой можно было с Фордхем стрит попасть прямо на Дюпон стрит.

– Что ему к нам больше ходить нельзя, потому что наша мама плохо за нами смотрит.

– Тогда ты к ним ходи.

– Нет, у него папа и мама все время ругаются между собой.

Дачесс потрепала брата по волосам.

– Хочешь, я поговорю с миссис Тэллоу? Может, что и придумаем.

– Ага.

Дачесс знала Лию Тэллоу. С Уоком работает; их в полицейском участке только двое, да еще Лу Энн – старая, столько не живут. Вот случись в Кейп Хейвене настоящее преступление – разве они его раскроют? Да никогда.

– Еще Рикки говорит, скоро его брат в колледж поступит, и тогда он займет его комнату. А в той комнате – аквариум… Дачесс, я тоже хочу аквариум.

– У тебя есть маска для ныряния. Любуйся рыбами в океане.

На Мейн стрит, у закусочной Рози, тусовались девчонки. Знакомая компашка с неизбежными молочными коктейлями. И занимают всегда конкретные два столика, на самом солнце. Дачесс и Робин прошагали мимо, за ними потянулся шлейф смешков и шепотков.

Они вошли в бакалею, увидели за прилавком миссис Адамс.

Дачесс выбрала банку сосисок, Робин притащил упаковку булочек. В кошельке было три бумажки по одному доллару. Всё, чем располагала Дачесс.

– Может, еще картошку возьмем – соломкой, чтоб жарить?

Она взглянула на запрокинутое личико Робина.

– Не получится.

– Ну тогда хотя бы кетчуп… Без него хот доги сухие.

Дачесс поставила банку с сосисками на прилавок, положила булочки.

– Как дела у твоей мамы? – Миссис Адамс глядела поверх очков.

– Хорошо.

– А люди другое говорят…

– На кой хрен вы тогда спрашиваете?

Робин повис у Дачесс на руке. Миссис Адамс могла сказать «Убирайся отсюда», но Дачесс вовремя шлепнула на прилавок три доллара.

– Тебе нельзя так ругаться, – упрекнул Робин уже на улице.

– Как мама, ребятки?

Дачесс обернулась. Возле мясной лавки, вытирая о передник окровавленные лапищи, стоял Милтон.

Робин шагнул к витрине, вытаращился на кроликов, подвешенных за горлышки.

– С ней все нормально, – ответила Дачесс.

Милтон приблизился. От него разило кровью и смертью. Дачесс почувствовала тошноту.

– Ты вылитая мать; тебе это известно?

– Известно. Вы же сами и говорили.

В шерсти на предплечьях Милтона застряли крохотные кусочки сырого мяса. Милтон еще некоторое время таращился на Дачесс, будто не помня, кто он и что он; затем перевел глаза на прозрачный пакет, разглядел содержимое и скривился.

– Это у тебя не то что не мясо – это даже не сосиски. Такое в лабораториях растят. Подожди ка здесь…

Дачесс послушалась. Милтон, пыхтя и отдуваясь, направился в свою лавку.

Через пару минут он появился с пакетом из коричневой бумаги, туго свернутым и запечатанным, вместо сургуча, кровавым пятном.

– Это морсилья. Кровяная колбаса. Маме скажи, что я дал. Пусть зайдет, я ей объясню, как правильно готовить.

– Я думал, ее просто жарят, – вмешался Робин.

– Ну это разве что в тюрьме. Нет, если хочешь аромата этого особенного добиться, нужна гусятница с тяжелой крышкой и толстым дном. Тут всё дело в давлении и…

Дачесс выхватила пакет, нашарила ладошку Робина и поспешила прочь, ощущая меж лопаток пристальный взгляд мясника.

Перед закусочной Рози она остановилась, вдохнула поглубже и повлекла брата внутрь. Не прислушиваться к шепоткам этих девчонок, игнорировать взгляды! В закусочной было людно, шумно, оживленно. Воздух пропитался запахом кофе.