- Да он бы шел пока один, без кота! - посоветовал я: не очень-то мне хотелось идти говорить с этой мамашей.

- Ну, Игорь Николаевич, пойдемте! - умоляюще сказал Валерка; и я, тяжело вздохнув, поднялся.

Геркина мама сидела действительно вся заплаканная, вообще замусоленная какая-то и ужасно злая. Злилась она, как я понял, сразу на всех, без разбора: и на бабку, и на Герку, и на кота, и на мужа, а заодно и на Соколовых. Как я пришел, она и меня включила в этот свой комплекс: злости у нее был вагон, - я так думаю, еще человек на десяток хватило бы. Правда, злость была какая-то ненастоящая, бестолковая, больше от растерянности. Кипятится, кричит, плачет, а чего она хочет и кого винит, толком не поймешь. Бабка такая-сякая, ведьма лютая, а Герка - неслух и фокусник, а кот - обжора и на черта похож, пришибить его давно пора, это бабка верно говорит, а муж в доме не хозяин, а мы тут тоже все хороши, сманиваем мальчонку от родителей, вот Ксения Павловна хотя бы, сама мать, а такое себе позволяет. Ксения Павловна не выдержала и сказала, что именно она мать и никогда бы не допустила, чтобы ее сына об стенку швыряли и вообще вот так терзали. Шуму, в общем, получилось много, а толку мало, а Герка и Мурчик сидели рядышком на диване и молча всё слушали, и глаза у них были какие-то очень похожие и по цвету, и по выражению. Я тоже молчал, потому что говорить было без толку: с ней разве столкуешься! Но когда она завопила: "Герка, паршивец, кому я говорю, домой иди!" - и Герка как-то весь сжался и обхватил кота, я решил, что надо же как-то вмешаться, и мрачно сказал, не глядя на Татьяну:

- А если он сейчас пойдет домой, то отец опять будет на него кидаться? И опять вы будете требовать, чтобы он кота убил?

- А ваше какое дело?! - со злостью крикнула она. - Ваш, что ли, сын? И кот не ваш! Вот в милицию пойду, пожалуюсь, что хулиганите, в чужую семью без спросу лезете!

- Мама! - вдруг вскрикнул Герка. - Постыдилась бы!

Тут и Ксения Павловна разозлилась.

- Ты вот что, иди хоть в милицию, хоть еще куда, а мы тоже знаем, где на вас, дуроломов, управу искать. Небось мужья-то наши на одном заводе работают. Мой уж и то высказывался утром, что, мол, безобразие, чего Пестряков у себя в доме допускает, - религиозный дурман насчет кота разводит, а еще коммунист. И придется, говорит, мне, как парторгу, этим заняться, если не осознает сам. Вот взгреют твоего мужика по партийной линии, тогда закается муть разводить...

Татьяна сразу стихла, высморкалась и, с опаской поглядывая на нас, жалобно попросила:

- Герка, сынок, пойдем домой, не стыдно тебе людям-то глаза мозолить!

- Иди, что ли, а Мурчика здесь пока оставь, - посоветовал я.

- А чего я один пойду? - глядя в пол, прохрипел Герка. - Я, мама, от Мурчика не отступлюсь, как хочешь. Либо нас обоих принимайте, либо я с ним вместе от вас уйду.

- Это куда же ты от матери-отца уходить метишь? Фокусник! - опять раскричалась Татьяна. - Куда ни пойдешь, а мы тебя через милицию сыщем и кота твоего пришибем.

- Кота вы не имеете права трогать! - вдруг взвился Валерка. - Кот для науки нужен!

- "Для науки"! - скептически отозвалась Татьяна. - А наш-то фокусник чего в науке понимает? Вот отец ему и велел, чтобы для науки отнес кота куда след... там разберутся! А он, неслух, из дому сбежал, мать-отца позорит перед людьми.

- А ну-ка, ребята, идите в ту комнату! - приказала Ксения Павловна и, когда они ушли, вздохнув, сказала: - Сами же вы себя и позорите, а не он вас! Что я тебе скажу, Татьяна: иди-ка ты домой да с мужем поговори раньше, между собой это дело уладьте. А Герку мы к вам приведем через часок-другой, он тут пока с моим парнем уроки приготовит. И дурь всякую от себя отстраняйте, по-человечески думайте, а не как бараны бессмысленные... Что это, правда, заладила чего не след: пришибем да пришибем! Постыдилась бы! Вон до чего мальчонку довели - глаза да зубы, а лица и вовсе нет.