- Да она сумасшедшая! - с ужасом прошептала Лидия Ивановна.

Мне тоже показалось, что она не в себе. Но кто ее знает, то ли она сумасшедшая, то ли просто характер такой подлый.

Соколов все смотрел на нее, слегка сощурив глаза, с тем брезгливым и опасливым любопытством, с каким посетители Зоопарка разглядывают ядовитых змей или крокодилов. Теперь он вдруг потерял к ней интерес, повернулся на каблуках и отрывисто бросил:

- Ну, хватит. Садись, Пестряков, вон туда, за стол, писать будешь!

Пестряков, потный, грузный, в грязной голубой майке и мятых брюках, послушно и растерянно уселся за стол, локтем подвинул неубранную с обеда хлебницу, сдунул с клеенки крошки и ладонью растер лужицу пролитого супа.

- Свинюшник развели... - виновато пробормотал он. - Ленка! Бумаги дай и чернильницу!.. Ушли они, что ли, пока я спал? - удивился он, видя, что никто не появляется на его зов. "

Они, наверное, и ночью преспокойно спали, хотя не знали, где Герка, подумал я. - Ну народец!"

Герка поставил корзинку на пол, поспешно достал из портфеля тетрадку и авторучку, выдрал из середины тетрадки две странички в клетку, положил на стол перед отцом и тут же отступил к корзинке.

- Ну, говори, чего мне писать-то! - хмуро сказал Пестряков, неуклюже зажав ручку в толстых, негнущихся пальцах.

Соколов четко продиктовал текст обязательства, а после слов о счастливом детстве Пестрякова Германа добавил:

- "А также обязуюсь по мере сил помогать моему сыну Герману в изучении природы, к которой он имеет научный интерес, а именно - оберегать от разных посягательств дрессированного ученого кота, по кличке Мурчик, поскольку сын мой Герман проводит с ним опыты..." Какие опыты, Игорь Николаевич, обозначьте поточнее? - обратился он ко мне.

- "...представляющие серьезную ценность для науки!" - закончил я.

- Все, что ли? - спросил Пестряков.

- Нет. Напиши еще вот что: "И в этом я даю свое твердое и несокрушимое партийное слово".

- Насчет кота - партийное слово? - жалобно и недоверчиво протянул Пестряков. - Вот пойду я в партком, расскажу, что ты вытворяешь. Тебя там по головке за такие штучки не погладят!

- Уж я-то раньше тебя в парткоме побываю и сам все расскажу, не трудись попусту, - усмехнулся Соколов. - Пиши, пиши, Пестряков, и дурачка из себя не строй. Не насчет кота даешь слово, а насчет науки и воспитания детей, ясно тебе? Развел у себя дома всякий дурман и туман да еще брыкаешься. Тебе же польза будет от такого обязательства: глупостей меньше наделаешь, как вспомнишь, что пообещал партии.

Я не знаю, правильно ли поступал Соколов с точки зрения устава, но мне очень нравились его решительность и находчивость и этот странный стиль обязательства, неуклюжий и торжественный, чем-то напоминающий декреты местных революционных властей в первые годы после Октября. И сам Соколов мне понравился - невысокий, коренастый, очень широкоплечий и крепкий, с такими же смешливыми голубыми глазами, как у Валерки. Я его вообще-то в тот вечер впервые разглядел, а то мы с ним встречались мимоходом, больше на лестнице.

Соколов внимательно прочел обязательство и положил на стол.

- Подпишись теперь, Пестряков, и номер партийного билета проставь... Так! Дату поставь... Теперь пускай сын ознакомится с текстом, поскольку ты о нем пишешь. Парень, ты где?

Я-то знал, где Герка. Многотерпеливый Мурчик минут пять назад начал глухо подвывать в корзине. И я и Герка отлично поняли, что ему нужно. Герка развязал корзину и пошел вместе с Валеркой провожать кота. Я выглянул в коридор - так и есть, мальчишки стоят в почетном карауле у дверей уборной, а на кухне яростно шипит бабка.

- Герка, пойди сюда на минутку! - позвал я.

Герка опасливо покосился на кухню и очень неохотно пошел в комнату. Каюсь: я просто постеснялся подменить его на посту, а ведь чувствовал, что беда близка.

А дальше все уложилось в какие-то секунды.