|
В самом деле, здесь всего было чересчур. Чересчур богатый выбор вин, чересчур обильный стол, чересчур много позолоты, да и сам туалет мадемуазель Бокаж всегда был слишком уж вызывающим. Она предпочитала яркие цвета, обилие украшений и огромное количество оборок и воланов. Прически ее были вычурны даже для парижанок, которые словно состязались в сложности, убирая свои волосы лентами и цветами так, что шляпку приходилось подбирать особенно тщательно. Дельфина перещеголяла их всех. На любой другой женщине все это смотрелось бы вульгарно, но мадемуазель Бокаж была так хороша, что могла позволить себе абсолютно все. Ее не портили ни чрезмерно большие буфы на рукавах, ни огромные шляпы, ни безвкусно пышные юбки. Как беззаботная райская птица, она порхала по своему салону, рассыпая искры украшавших ее бесчисленных бриллиантов. Она сияла в своей гостиной ярче, чем люстра о пятидесяти свечах, висящая под самым потолком.
Насколько вызывающе выглядела Дельфина, настолько же скромен был тот, кто за все это платил. Весь вид барона словно бы говорил: вы хотите знать, как у меня обстоят дела? Вот она, витрина моих дел! И кто после этого скажет, что дела мои плохи? Сегодня Дельфина была в платье цвета рубина со множеством оборок на юбке и с короткими пышными рукавами. К буфам внизу были пришиты алые ленты, которые плотно охватывали предплечья. Шея и точеные плечи Дельфины были открыты насколько возможно, на нежной сливочной коже красавицы плотоядно сверкали огромные рубины в тон платью, такие же яркие, как ее глаза. Кто знал Фефину лучше, сказал бы, что она нервничает. Она носилась по гостиной, словно пылающий факел, от одного гостя к другому, и ее смех был похож на рыдания. Барон, напротив, был совершенно спокоен. И тот, кто рискнул бы предположить, что они поругались, попал бы впросак. Барон никогдане устраивал своей любовнице сцен. А она слишком дорожила своим положением, чтобы устраивать сцены ему. Как жаловалась Дельфина своей единственной подруге, толстухе Гаспар, «в наших отношениях нет ни слезинки любви». Барон взял ее семнадцатилетней девочкой, ему нужна была парадная любовница, он выбрал самую красивую статистку и сделал из нее знаменитую актрису. Она ни на что не могла пожаловаться: отношение к ней было самое почтительное. Но когда после ночи, проведенной в ее спальне, барон уходил, Дельфина еще с полчаса рыдала в подушку, называя его чудовищем. — За пять лет ни слова ласки! — жаловалась она Атенаис. — Как будто я бездушная вещь! — Барон — порядочный человек, — завистливо вздыхала толстуха. — Уж он-то тебя не бросит без гроша, когда ты ему надоешь. Таких еще поискать, как твой душкаЭрвин! — Но я бы хотела его любить! А он скорее позволит отрезать себе голову! Это не человек, а глыба льда! Но сегодня Дельфина нервничала не поэтому. Атенаис упросила ее об одолжении. Некто месье Дидон заплатил ее долги, и толстуха очень бы хотела, чтобы так продолжалось и дальше. — Представь моего котика барону, — умоляла она. — Посади его хоть в самом темном уголке, но пусть все знают, что он был у тебя на вечере. Как только Дельфина увидела месье Дидона, она поняла, что спрятать его невозможно. Еще и фамилия! Индюк! Да он и по виду настоящий индюк! То-то барон будет потешаться! Теперь Дельфина мучилась мыслью, как угодить подруге и в то же время не разозлить любовника? Хорошее настроение барона было ей дороже всего, потому что тогда можно было смело стричь с него купоны. Просить хоть луну с неба. Дельфина справедливо считала, что бесчувствие барона должны компенсировать его дорогие подарки. И чем холоднее он был, тем дороже мадемуазель Бокаж оценивала свою любовь. Все же месье Дидон был принят: у Дельфины оказалось доброе сердце. Она ожидала бури. Эрвин ничего не заметил. Хотя не заметить огромную тушу, на которую еле налез фрак, было невозможно. |
