Зачем она писала это, если все было ложью? Ты говоришь, что старая Либ признала в ребенке Фарра. Она сентиментальна…»

Это предложение было не закончено. Со следующей страницы письмо начиналось снова.

«Как я уже писал, меня подкосила какая-то болезнь и несколько недель я вообще ничего не соображал. Я готов поклясться, что один раз даже услышал, как открываются двери в рай. Хотя ошибаюсь. Сомневаюсь, что мне пришлось бы следовать в этом направлении. Скорее всего, я слышал, как открываются раскаленные, врата ада. Но я не отправился ни вверх, ни вниз. Я все еще жив, все еще на земле, тощий, как шпала, и такой же бескровный. Мне говорят, что потребуется несколько лет, чтобы полностью восстановить здоровье. Представляешь меня полуинвалидом! Просто идиотизм!

Твое второе письмо, в котором ты убеждал меня в праве ребенка на признание, пришло в тот момент, когда я только расстался со старушкой Смертью. Я не верю во все это, Майк. Какой смысл был Соне писать мне, что Руби и ребенок умерли? Тем более, она всегда ненавидела меня и жила лишь на то, что зарабатывала. Конечно, ты не смог найти запись о браке в Нью-Йорке, хотя, как я понял из твоего письма, ты перерыл весь город вверх дном. Все объясняется просто — я договорился с клерком. Я не хотел рисковать, чтобы отец как-нибудь, даже случайно не узнал об этом.

Довольно остроумно содержать Соню и ребенка в Кингскорте как новоявленных родственников. Готов биться об заклад, что все соседи стерли языки, обсуждая эту новость. Пусть все так и считают, пока я не вернусь, чтобы сделать драматическое заявление, что мальчик — мой давно утерянный ребенок. Я начну собираться домой, как только выберусь из джунглей. Пока я лежу здесь, в этом гамаке, мне больше ничего не остается, как только думать и строить планы на будущее. Я хочу увидеть мальчика. Должно быть, это испорченный малыш. Я хочу забрать его у Сони Карсон — ты сказал, что она целиком отдает ему себя, — это будет достойная плата за то, что она говорила про меня Руби. Я пошлю его в нашу школу, дам ему столько денег, сколько он захочет, и сделаю из него лучшего парня в стране».

Затем следовала страница, где он описывал природу, людей, окружавших его. Еще одна страница была посвящена описанию экспедиции. В конце письма он писал:

«Возьми из моих денег столько, сколько надо для мальчика. Пока притормози немного Соню — а дальше пусть подождет, пока я приеду. Я хочу сделать остальное своими собственными руками — мне это будет приятно».

Майкл сложил письмо обратно в конверт. Соня была права в своих опасениях по поводу того, что если Гай признает ребенка, то заберет его у нее. Она хорошо знала человека, который женился на ее сестре. И он, Майкл, должен обязательно жениться на ней, в этом больше не было никаких сомнений. Ребенок сможет носить фамилию Фарров, но его нельзя будет отлучать от Сони; только в том случае, когда она сама сочтет это необходимым. Сможет ли он убедить Гая?

Майкл подошел к окну. Дни становились короче. На фоне розовеющего заката виднелись лишь темные силуэты домов. Где-то пробили часы. В окнах небоскребов начал появляться свет. Секретарши накрывали свои печатные машинки крышками и собирались домой.

Дверь в кабинет распахнулась. Линда Хэйл быстро вошла и прикрыла ее за собой. Бодро и энергично она сказала:

— Миссис Д'Арци хочет видеть вас.

— Какая миссис Д'Арци?

Майкл вспомнил, что он однажды уже задавал ей такой же вопрос и таким же удивленным голосом.