Ролики завизжали, когда он топнул ногой и пронзительно закричал:
— Не делай так! Мне это не нравится, кузен Гай! Не делай этого!
В ответ Гай снова сильно толкнул его. Собака, подвывая, бросилась за мальчиком, которому удалось остановиться, уцепившись за кресло. Соня медленно подошла к ним. Дики кинулся к ней и схватился за юбку.
— Он толкает меня… когда я учусь… кататься, — его сердитый детский голос перешел в рыдания. Соня присела рядом с ним.
— Будь настоящим мужчиной, мой дорогой. Все падают, когда учатся кататься на коньках. Обопрись на меня. Я сниму коньки. Вот! Теперь все хорошо, правда? Посмотри на Мяку. Видишь, как он наклонил голову и высунул язык. Он на тебя смотрит. Правда смешно?
Улыбка появилась на заплаканном лице мальчика.
— Мяка смеется!
Его еще прерывающийся от плача голос заставил Сонино сердце содрогнуться. Он был еще слишком мал для того, чтобы его можно было обижать. Она заметила иронию во взгляде Гая Фарра.
— Здесь Нанетта. Иди и умойся перед завтраком, мой милый. Помнишь, тетя Серена сказала что будет мороженое специально для тебя.
— Розовое мороженое? — мир для ребенка сразу стал веселым и радостным.
— Я уверена, что обязательно розовое. Беги, милый. Нанетта, переоденьте Дики в чистый костюм.
— Но утром этот костюм был чистым, мисс Соня.
— Я знаю, но он пережил такие неприятности в нем. Смените его, Нанетта.
— Конечно. Идем, Дики. Тебе было плохо, моя бедная маленькая крошка.
Соня увидела, как ребенок схватился за нянину руку, и, обернувшись к ней на ходу, расцвел белозубой улыбкой.
— Мяка смотрел, как я катаюсь, Нанетта. Он пытался укусить меня и лаял, и лаял…
Голос Дики, все еще подрагивающий от прошедшего плача, перешел в милое бормотание и вскоре окончательно затих в глубине дома. Соня почувствовала ярость и возмущение, когда взглянув на Гая, увидела его иронический смешливый взор. Он молча курил.
«Следи за собой! Следи за собой! — напомнила себе Соня — Он пытается поймать тебя в ловушку».
Она присела в плетеное кресло и непринужденно сказала:
— У Нанетты столько же чувства ответственности, как у этих мраморных нимф в саду, но у нее, наверное, есть то, о чем испанцы говорят «симпатика», когда она остается с Дики один на один, иначе он не любил бы ее так.
Она вдруг отбросила дипломатичность, с которой говорила до этого.
— Зачем вы толкнули его на пол?
— Было смешно смотреть, как он пытается подняться. Сначала у него только лицо покраснело, а потом он стал топать ногами и кричать.
— Детей нельзя мучить.
— Это для них хорошая наука.
— Вы понимаете, что он маленький? Ему чуть больше трех лет.
— Вы, по-моему, получаете удовольствие, когда впадаете в гнев. Мальчик гораздо больше похож на вас чем на свою мать или… или на меня.
— Слава Богу, что он… — Соня вовремя спохватилась и неуклюже закончила фразу, — сильнее, чем его мать.
Она чуть не сказала: «Слава Богу, что он не похож на вас».
— Я была рада услышать, что вы признали его своим сыном.
— Это признание было пока не для всех, понимаете? Есть некоторые обстоятельства.
— Обстоятельства! Что вы имеете в виду? Ребенок или ваш или нет.
Гай Фарр придвинул свое кресло к ней. Когда он наклонился, чтобы поднять упавшую зажигалку, она заметила что он лысеет. На его макушке, там, где раньше была копна золотистых волос, теперь сквозь редкие волосы просвечивала бледная кожа.
— Не слишком много пользы от меня, правда, Соня?
— Столько же пользы, сколько было и от всех знакомых Руби. |